Даниилу не нравилось, что сестра бездельничает весь день напролет. Он уговаривал ее сесть за ткацкий станок, но она понятия не имела, откуда взять пряжу. Лия знала одно — бабушка приносила нитки, а потом забирала готовую ткань. В одно прекрасное утро в мастерскую заглянул человек — не со сломанными инструментами, а с большим мотком льняной пряжи в руках. Он оказался слугой одной богатой вдовы из Хоразина — выяснилось, что она скупала все натканное Лией полотно. Сперва Даниил решил — добросердечные люди из жалости давали сестре работу. Но к его изумлению, вдова и не подозревала о Лии, она брала полотно за отменное качество. Слуга радовался, что отыскал ткачиху. Даниил поставил ткацкий станок в угол, откуда Лия могла по-прежнему видеть его в открытую дверь мастерской. Теперь он то и дело сам с удивлением поглядывал на проворные пальчики умелой мастерицы.
Однажды, когда работы в кузнице было немного, Даниил нашел на полке кувшин с мерой пшеничной муки и решил попробовать испечь хлеб. Развел огонь в глиняной печурке, насыпал горку муки. Подлил воды. Теперь надо размять комковатую массу, вылепить плоскую лепешку. Как же мама это делала? Он так увлекся, что не сразу заметил, как две маленькие ладошки погрузились в тесто.
— Не так, — шепнула Лия и, положив шматок теста на плоский камень, принялась ловко и умело раскатывать его скалкой, которую достала с полки. Протянула тонкую, округлую лепешку, ему оставалось только прилепить ее к раскаленной стенке печи. До чего вкусно пахнет печеным тестом! Лепешка получилась мягкой, с хрустящей корочкой. С той поры они всегда пекли хлеб вдвоем, к тому же теперь не надо платить немалые деньги пекарю. Лия научила брата, как сохранять чуточку старого теста для закваски на завтрашний день.
Неожиданности следовали одна за другой. За домом оказался небольшой клочок земли — Симон посадил там кое-какие овощи для скромных нужд своих одиноких трапез. Несмотря на буйную путаницу сорняков — их давно никто не полол, Даниил разглядел в траве блестящую зелень огурца и как-то вечером, закрыв мастерскую, вышел во дворик и решил прополоть грядку — авось найдется что-нибудь полезное. Он проработал немало времени, приятно повозиться в земле, принюхиваясь к свежему запаху травы. Вдруг за спиной раздались тихие шаги. Лия присела на корточки рядом, погрузила руки в зелень, совсем как раньше в тесто.
— Не надо, Даниил, — сказала девочка, — ты морковку вытягиваешь!
Он глядел на сестру, боясь даже заговорить.
— Смотри, — показала она. — Красные листики — свекла, а вот тут лук. Все остальное — сорняки.
С той поры Лия немало времени проводила в огородике, притаившемся за высокой глинобитной стеной. Бледные щечки постепенно покрылись легким золотистым загаром. Даниил раздувал меха в кузне и думал, думал не переставая. Он ведь знать не знал, что делалось в маленьком домишке, скрытом позади улицы сыроваров. Он-то считал — девчонка навсегда лишилась ума после той страшной ночи. Чем он лучше, со стыдом размышлял юноша, тех соседей, что советовали посадить ее на цепь? И бабушку винить не в чем. Старуха сама была еле жива от горя и непосильного труда. А тут еще ребенок кричит целыми днями, не удивительно, что она никогда не доверяла ей никакой домашней работы.
Теперь он видел — Лия, наблюдая за бабушкой, запомнила все, до мелочей. Хорошо бы сестре взять на себя часть домашних обязанностей, может, тогда к нему вернется мужское достоинство.
Прошло несколько дней, и Даниил понял — слишком рано он обрадовался. Работа за ткацким станком продвигалась — но со скоростью улитки. Девочка слишком быстро уставала. Она капризничала, жаловалась на грубых, громкоголосых мужчин в мастерской, требовала, чтобы он их на порог не пускал.
Она словно никак не могла взять в толк — такая у него работа, и ничего тут не поделаешь. Бывает, она всем довольна, весела и счастлива, но вдруг громкий стук в дверь или крик где-то в отдалении, и эти обыденные звуки вновь возвращают Лию в то беспокойное состояние, когда она долгими часами, а нередко и днями, ничего не делает, даже ложку в руку взять не может.
А в другой день с утра пораньше подметет пол, расчешет волосы и сидит у ткацкого станка, часами, без устали двигая челнок сквозь основу. Даниилу этого никак не понять, приходится смириться и принять бремя, которое ему назначено нести — раньше Самсон, а теперь сестра.
Однажды ранним вечером Даниил заметил у двери легионера. Он почти забыл о словах Симона, руки его напряглись, но тут предупреждение друга всплыло в памяти, и он спокойно положил молот на каменную наковальню. Он не плюнул на пол, однако есть и другие способы выразить презрение. Кузнец склонился над работой, будто ничего кругом не замечая, снова и снова шлифуя несуществующую зазубрину на поверхности металла. Прошло немало времени, прежде чем он поднял голову. Лицо солдата пылало, ясно было, намек он понял, но сказать ничего не сказал. Не приходилось сомневаться, у него тоже приказ — на рожон не лезть.
Читать дальше