Галина Карпенко - Как мы росли

Присев на корточки, комендант стал тормошить мальчишек:

— Ну-ка, полководцы! Пора просыпаться.

Мальчишки спросонья отмахивались руками и бормотали что-то бессвязное. Наконец один за другим открыли глаза.

— С добрым утром! — сказал Чапурной. — Здравствуйте!

Мальчишки молча его разглядывали.

— Ну, поглядели друг на друга — и хватит, — сказал Михаил Алексеевич. — Пошли до дому, там поговорим.

— Это куда же? — спросил парень в холщовых штанах.

Он был из троих старший, за плечами у него болталась тощая котомка.

— Вот увидишь, куда, — ответил Чапурной. — Забирай своё имущество — и пошли.

— Никуда я не пойду!

— Пошли, пошли! — сказал Чапурной. — Здесь комендатура, товарищу коменданту работать нужно. Мы с вами люди военные, должны понимать.

Мальчишкам это понравилось, они даже заулыбались. Безрукий дяденька, а весёлый.

— А ты кто будешь? — спросил мальчуган поменьше.

— Я Чапурной, Михаил Алексеевич, — ответил Чапурной. — А ты?

— Я Митька.

— У него таких, как ты, тысяча, — сказал комендант, — и Митек и Серёжек.

— Ну, положим, не тысяча, маленько поменьше… Идёмте, ребята, а то мне некогда, — сказал Чапурной.

И мальчишки, не споря, пошли за ним.

После этого к Михаилу Алексеевичу не один раз прибывало пополнение. А Васьки всё не было и не было…

Чапурной всё хлопотал насчёт учения, и наконец ему удалось заполучить в детский дом чудесного старика — бывшего преподавателя гимназии Петра Петровича Лебедева. Ребята его сразу почему-то прозвали Филином. Наверно, за очки и чёрную крылатку, в которой он ходил и на улице и в доме.

Перед тем как начать заниматься с детьми, у Чапурного собрался совет учителей. На совете Петра Петровича выбрали председателем.

— Ну-с! — начал Пётр Петрович. — С чего же мы начнём? — Он протёр очки и оглядел собравшихся. — Учебников у вас нет? Нет. Программ нет? Нет. Как же мы будем заниматься? Чему будем учить?

— Что сами знаете, тому и учите, — отвечал Чапурной. — А учить надо.

— Совершенно верно, учить надо. Я так полагаю, — сказал Пётр Петрович, — что детей нужно знакомить с такими истинами, которые будут стоять во всех новых программах, как бы их ни передумывали. Я полагаю следующим образом: родина у нас есть? Есть. Расскажем про родину. Земной шар существует? Существует. Надо дать понятие о мире. Пушкин у нас есть? Есть. Будем читать Пушкина. Это необходимо для всех возрастов, во все времена. Я так полагаю.

— А как же о пролетарской революции? Тоже им необходимо разъяснить, как по-вашему? — спросил Чапурной.

— На их счастье, уважаемый Михаил Алексеевич, они современники революции, и, я полагаю, мы будем отвечать на все их вопросы.

Учительница музыки Мария Ивановна — «Пиковая дама» (это прозвище за ней осталось с институтских времён) — сидела всё время молча, но, когда совет кончился, разволновалась:

— А как же, господа, моего предмета не будет?

— Почему же? После классных занятий их можно занять музыкой, рассказать о русских композиторах — например, о Чайковском, — предложил кто-то.

— Играть я, конечно, могу, но рассказывать — нет. — Мария Ивановна категорически подчеркнула: — Нет, рассказывать я не буду.

— Почему же это, позвольте узнать? — спросил Пётр Петрович.

— Я не знаю, что рассказывать, а кроме того, я лучше говорю на французском языке, — ответила Мария Ивановна.

— Ну как же это, голубушка… — Пётр Петрович даже руками развёл, — как же это — по-французски? Это, пожалуй, я полагаю, ни к чему. Они по-французски не поймут.

Выручила Оксана Григорьевна:

— Я расскажу о Чайковском, а вы будете играть, Мария Ивановна.

Так и решили.

Чапурной сидел и завидовал: и всё-то они, учёные, знают! А вот он всю жизнь хотел учиться, а было невозможно. Он был рад, что ребята начнут заниматься.

Большую столовую натопить было трудно, о классах и говорить нечего — этот этаж совсем промёрз. Обедали ребята в бывшей буфетной, около кухни, в две смены, там же и занимались. В буфетной было тепло. По стенам развешаны рисунки. На окнах в баночках прорастал горох.

Чапурной редко отказывался от соблазна — заглянуть через стеклянную дверь на занятия. Подходил к двери и слушал. Ребята сидели тихо. Раздавался только голос Петра Петровича.

Высоко подняв над головой большой голубой глобус, Пётр Петрович крутил его вокруг оси и сам в то же время ходил вокруг маленького столика.

— Вот так она и вертится, — повторял он, — так и вертится…