Ирина Богатырева - Луноликой матери девы

С удивлением мы внимали Камке. Как будто уже позабыли, что жизнь другая, стойбищенская, была у нас. Помню, одна мысль в голове у меня билась: «Пройдя полдороги, кто повернет назад? Найдя коня рослого, кто на конька сменяет?»

— За три луны найдите мастеров, кто вам сделает оружие, — продолжала Камка. — Сейчас на моих коньках уйдете, в станах же боевых коней получите и сбрую, достойную воина. И помните: сейчас обет можете возвратить, после трех лун лишь с вашей смертью он к Матери вернется.

Невольно все мы отвели глаза. Больше не прибавила ничего она, спать отпустила.

Утром не от гула я проснулась — Камка меня за плечо тронула.

— Не спи, Аштара, вождь меньше других спать должен, — сказала, улыбнувшись. Ее лицо я различала смутно — темно было в пещере, и очаг почти не горел. Я села. — С тобой, как с вождем, пришла я говорить. Время в стане тяжелым будет для вас. Хоть сейчас вы хотите быть верными обету, не все выдержат его. В стане соблазнов много: ласки родных, слава, лесть и зависть подруг, да и чувство, что всех вы несравненно сильнее. Обильная пища, разговоры и игры, молодые парни, зимние посиделки. Если всех дев хочешь с собой в чертог привести, стать должна им близкой. Чем меньше девы от тебя в сердце сокроют, тем больше своей доле поверят. Они боятся ее сейчас, Ал-Аштара.

— Зачем же нам уходить? Оставь нас здесь, не будет соблазнов, не отрекутся от обета девы!

Но она только посмотрела тепло, как никогда до того на меня не смотрела:

— Нет, Аштара. Тот, кто не знает жизни, не станет воином. Потому об Очи хотела просить: возьми ее к себе в дом. Если со мной уйдет в лес сейчас, так и будет лесным зверем.

Я не успела ответить — она отошла неслышно, и через миг пещеру наполнил гул: «Дон-дон-донн».

Не пять дней занял наш путь назад, а больше. Дорогу мы не узнавали — угадывали, плутали и сбивались. Но вот облик гор показался знакомым. Мы принялись понукать лошадей, и уже пошли по плечам той горы, на которой посвящение принимали, спустились к реке, а после и родные места узнали. «Йерра! Йерра!» — завизжали мы, коньков принялись хлестать и скоро спустились в долину царского стана. Тут велела я девам коней придержать, и неспешно, с достоинством, поехали мы к золотой царской коновязи.

Собаки лай подняли, люди крик подняли, как увидели нас, из домов выходить стали. Кто просто глаза на нас ширил, кто руками махал, а ребятишки, особенно девочки, бежали за нами:

«Луноликой матери девы! Луноликой матери девы!» — кричали. Подруги мои оглядывались, кому-то отвечали, но я по сторонам не смотрела, ехала к царю, чтобы его приветствовать первым.

Он ждал нас. С ним рядом стоял мой младший холостой брат Санталай, другие же, пятеро взрослых мужчин, понукая коней, из всех концов стана на гору спешили. По шубам отца и братьев я поняла, что не знали они о нашем приезде, не были готовы — простые, не праздничные шубы были на них.

Мы подъехали к дому, спешились. Отец на нас смотрел, как на чужих. Я подошла, робея, на одно колено опустилась и молвила:

— Люда Золотой реки отец, белого скота хозяин! Мы, посвященные Луноликой матери девы, прибыли к тебе. Верных воинов ты перед собой видишь.

— Ты ли вождь этих воинов, дева? — спросил отец голосом, каким говорил с иноземцами. Я быстро на него взглянула — нет ли улыбки? — но тут же опустила глаза:

— Я, царь.

— Не мне принимать вас, — сказал он. — В чертоге вам жить.

— Нет, царь, рано нам идти туда, не окончено наше посвящение. Три луны нам в станах, с людом жить. Таково веление Камки.

— Поднимись, дева-воин, — сказал тогда отец. — Что вашего посвящения касается, не нужно мне знать. Назови своих воинов.

Я назвала дев, они по очереди опускались перед отцом на колено. Только Очи замешкалась, и отец чуть дольше в нее вгляделся. Я сказала, что это лесная дева, и просила разрешить ей пожить с нами. Отец кивнул и отпустил всех.

Мы вошли в дом. Вокруг очага уже были расстелены ковры, мамушка на скорую руку мешала тесто для лепешек. Служанки растирали кориандр, и его драгоценный, пряный аромат разливался по дому. Братья хотели садиться, но отец к очагу не подошел, а снял со стены расписной дорогой горит с железными стрелами, Санталаю что-то коротко сказал и вывел меня из дома.