Ирина Богатырева - Луноликой матери девы

Солнце взошло, лес был рыжим, с густыми, синими тенями, когда я, изнемогая от усилия, но счастливая, волокла на двух палках тушу через лес. Когда я достигла кручи, от меня шел пар.

— Помнишь ли ты о запрете? — услышала я голос Камки и вздрогнула, хотя ожидала, что вот-вот встречу ее и услышу именно эти слова.

Я обернулась: она выходила из леса с другой стороны кручи.

— Я помню. Но я принесла много мяса. Этих оленей нельзя было упустить.

Она коротко глянула на мою добычу, и мне не понравился ее взгляд: она посмотрела так, словно та была тенью, которая исчезнет с заходом солнца.

— Да, я вижу, — сказала она спокойно. — Но как принять нам этот дар, если он получен с нарушением запрета?

— Это моя добыча! Это только моя добыча, ни у кого не отбирала ее! — вскрикнула я, испугавшись, что Камка опять велит вернуть мясо.

Но она улыбнулась, забрала лук и сказала:

— Поднимайся. Девы уже занимаются. Занимайся и ты, о мясе я позабочусь.

Меня удивило, что так легко она меня отпускает, и быстро послушалась.

Девы остановились, увидев меня.

— Где ты была? — спросила Ак-Дирьи. — Тебя Камка пошла искать. Ты украла ее лук.

— Я охотилась, — ответила я.

— Ты? — Очи с удивлением вскинула на меня глаза, но тут же отвела, словно ее это не интересовало. Ее угнетало, что не зверовала очень давно. Я это знала и ответила, чтобы не обидеть ее:

— Не сама. Мне мой ээ помогал.

Все девы с удивлением на меня посмотрели.

— И ты добыла мясо? — спросила Очи.

— Да. Дух выстрелил и убил оленя. Он направил ээ-тай к стреле и попал в цель.

Я видела, что сомнение снедает моих дев. Они не верили мне. Наконец Ильдазка нашлась:

— Мой ээ тонок и не может держать лук в руках.

— Мой тоже, — сказала Согдай.

— Наши духи одной природы, — сказала я. — Если мой может, ваши тоже.

— Нет, — упрямо помотала головой Ильдаза. — Мой ээ говорил, что такого никогда не бывает.

— И мне говорил, — кивнула Согдай.

— И мне, — подтвердила Ак-Дирьи.

Очи молчала, на меня не глядя.

— Верно, ты знаешь тайное слово, дающее силу духу, чтобы он обрел плотность живого тела, — сказала Ильдаза.

— Или твой ээ иного рода, — сказала Очи, вдруг сверкнув на меня глазами. — Говорят, ээ-борзы могут обретать плотность, когда для убийства их зовут и поят живой кровью.

— Я не общаюсь с ээ-борзы, так же, как никто из вас, — отвечала я, вспыхнув. Волнение охватило меня: девы не верили мне, и я не знала, как доказать им.

Нехотя, они вернулись все же к занятиям, но старались не встречаться со мной глазами.

Только когда мы принялись играть, девы забыли о споре. Но когда Очи была волком, она нагнала меня, повалила на снег и, придвинувшись к лицу так, что я ощутила ее тепло, шепнула с яростью:

— А я не боюсь ээ-борзы. Камка всегда про запас держит самое важное. Я сама ищу их!

И вмиг отскочила, указывая на меня: «Волк! Волк!»

Наконец, Камка позвала в пещеру. Мы спустились. Сладкий дух жаренного на углях мяса стоял там. Девы увидели, что я не обманула их, и отошедшее, было, недоумение вернулось.

— Камка! Камка! — забыв про сдержанность, к которой привыкли мы на посвящении, закричали Ильдаза и Ак-Дирьи. Они сдружились за эти дни и всегда поддерживали друг дружку. — Ал-Аштара говорит, что ээ помог ей убить оленя! Она говорит: это он стрелял! Он, не она, твой горит унес! Зачем она врет?

Но Камка не отвечала, а когда они стали несносны, огрызнулась — и те замолчали. Только когда расселись и, утолив первый голод, стали спокойней, она ответила тихо:

— Конечно, это не так. Ээ-тоги не возьмут ни горита, ни лука. Это был чол — отражение.

Мы застыли. Никто не понял ее слов, и меньше других я сама. А Камка велела мне рассказать все, что было со мною.

Я рассказала подробно с того момента, как проснулась и вышла на кручу. Как видела, что двойник мой забрал у Камки горит, как кралась сначала за ним, но он так ни разу и не обернулся. Как залез он на кедр и выстрелил, ээ-тай призвав, а потом мы вместе неслись с обрыва, и он каждым движением меня повторял — или я его повторяла.

— Где же сейчас твой помощник? — спросила Камка, и я растерялась. Я не заметила, как он пропал. Но духи всегда так уходят. Я знала точно, что сама, а не он, резала ветки, чтобы собрать волокуши и принести тушу, и на мне уже был Камкин горит, и даже смола кедра была на одежде, словно это я залезала наверх и стреляла…

Я так и ответила ей: не знаю.

— Он в тебе, — сказала Камка. — Он вышел из тебя и в тебя же вернулся. Это чол — двойник, отражение. Они осязаемы и плотны, они могут действовать, как велит хозяин, но другие могут не видеть их: нет ни тепла, ни следов, ни запаха, ни тени. Потому я не проснулась, когда взяла ты горит. Чолы не думают, не рассуждают. Они способны только действовать. Это само ваше действие, происходящее без вас. Помните, девы, что моих образов было пять, когда пришли вы на кручу? То были мои чолы. Их можно создать столько, на сколько вам хватит сил. Я вижу, — сказала она, посмотрев на меня ласково, — твое ученье с ээ успешно.