Халина Снопкевич - 2x2=мечта

— И не знаю, почему я это сделала. То есть знаю. Теперь уже знаю. Тогда, в кафе, у меня потемнело в глазах, и я не знала, а теперь знаю. Потому что он меня обманул. Стефан меня обманул. Если бы он сказал, что она будет в кафе, я бы не пошла. А если б даже и пошла, то на нее бы и не взглянула, и обошлось бы без скандала. Но раз он ее туда привел, а потом привел меня и велел ей ждать, значит, он был заранее уверен, что я клюну на красивые слова, что меня можно купить за двойную порцию взбитых сливок. И потом меня с ней познакомят, и — готово дело! — она меня очарует, и я бегу к родителям защищать их обоих. Он думает, я младенец, и вообще он меня называет «Людик».

— Очень славно называет, по-моему.

— Я к этому «Людику» привыкла, дома меня с детства все так называют: мне было года четыре, когда Стефан сказал: «И откуда только такой людик-человечек к нам пожаловала?» С тех пор и пошло. Но там, в кафе, все это было унизительно — и «Людик», и то, что она сидела у окна и поджидала, пока Стефан быстренько меня обработает, и эта двойная порция сливок… Понимаете? Ох, извините, что я так сказала…

— Я понимаю. Ничего. Но видишь ли, девочка, в жизни так бывает — люди расходятся. Это история самая обычная, хоть и печальная.

— Я знаю, что бывает, я не с луны свалилась. У Ядзи родители разошлись, да вы же знаете, вы с ней говорили. Но у них все было по-другому, они вечно ссорились, скандалили, так что, когда они разошлись, всем только легче стало, и Ядзька сразу подтянулась по всем предметам. А Стефан — у них совсем другое дело. Стефан ужасно любил Элизу, он ее буквально на руках носил; схватит нас с ней в охапку и подымается по лестнице. Стефан у нас очень сильный. И Элиза никого, кроме него, не замечала. А когда родился Яцек, Стефан на радостях разобрал ограду около дома, а на другой день заново ее поставил. Потому что он мечтал о сыне. А теперь сын у него есть, и сидит этот сын у нас под столом — квартира у нас тесная, знаете, такая современная. А у них отдельный домик с красивой обстановкой, потому что Стефан архитектор. Даже камин у них есть, мы часто перед ним сидели — вот было здорово! И не подумайте, что Элиза какая-то клуша, домашняя хозяйка — нет, она стильная, великолепно одевается, со вкусом. И ноги у нее красивые, и сама она очень красивая, и готовит прекрасно, и всегда у нее хорошее настроение, и никогда она Стефану никаких сцен не устраивала, и машину водит, и остроумная. Стефан сам говорил, я своими ушами слышала, что он самый счастливый человек на земле. А теперь он сказал Элизе, что так дальше жить нельзя. Собрал чемодан, оставил на столе ключи от машины и вообще все ключи, и уехал, мы даже не знаем куда, наверно, к этому чучелу с рыбьими глазами. Ну скажите, как это так получается? Чего он хочет? Чего ему еще надо? Стефан, правда, тоже красивый, но когда они шли вместе, прохожие оглядывались не на него, а на Элизу, и Элизе стоит только захотеть — она не то что одного, троих мужей найдет, но она его любит. И тогда это будет уже не наша Элиза. Никто даже и не подозревал ничего, а теперь Стефан сказал маме, что он давно уже боролся с собой… Вы подумайте только — боролся. Что он давно хотел с этим покончить. Вот и покончил. Положил ключи на стол, а это называется «покончил»! Если уж Элизу нельзя полюбить раз и навсегда, тогда кого же…

— Не плачь, девочка, — сказала пани Мареш. — Ты даже сама не понимаешь, что произнесла речь в защиту брата.

— Я?! В защиту Стефана?! Никогда! Я его ненавижу! За Элизу. Я теперь совсем по-другому к нему отношусь. Папа сказал, что отлупил бы его, если б надеялся, что это поможет. Но Стефан такой же упрямый, как Тереса, моя сестра. Он бы даже позволил отцу себя ударить, а потом все равно поступил по-своему. Я его не понимаю, а ведь когда-то он всему меня учил. Вы знаете, я ему очень многим обязана, когда он ездил в командировку в Норвегию, я ему дала письмо для Тура Хейердала.

— Для кого?!

— Для Тура Хейердала, автора» путешествия на «Кон-Тики» и «Аку-Аку».

— Читала, — улыбнулась пани Мареш. — Тебе что, очень нравятся эти книги?

— Только благодаря этим книгам я еще живу, пани Мареш. Тур Хейердал тоже пошел против всех, он решил опровергнуть теории, которые казались безупречными. Он построил плот из бальзового дерева и переплыл океан.

— Интересно, куда поплывет наш Корчиковский — он ведь тоже строит лодку.

— Да, я знаю, он записался в судостроительный кружок. Стефан разыскивал Тура Хейердала, хотя у него было мало времени, а ему хотелось посмотреть город. Ради меня. Чтобы доставить мне удовольствие. К сожалению, Тура Хейердала не было в Норвегии, но его секретарша сказала Стефану, что ей очень приятно, что дама из Польши — она не знала, сколько мне лет, — интересуется работами господина Хейердала, и господину Хейердалу тоже будет очень приятно. И хотя господин Хейердал польского языка не знает, но по возвращении на родину он обязательно напишет этой даме несколько слов по-английски. Стефан так уж подробно мое письмо переводить не стал, да ничего особенно интересного там и не было, просто, что я его поздравляю и что он молодец, — Стефан сказал только, что мне бы хотелось получить автограф на «Кон-Тики». И оставил секретарше мою книжку, а мне купил другую. Вот какой у меня был брат.