Нина Артюхова - Избранные произведения в двух томах - том I

Сережа подходил с крынкой. Если Елены Александровны не было видно, он останавливался около террасы и громко говорил:

— Молоко.

— Сейчас, — отвечала Катя.

Она подавала кувшин, он молча переливал молоко и поворачивался спиной, не взглянув на Катю.

Иногда молоко приносила Сережина сестренка Любочка, тоненькая, синеглазая, остриженная под машинку, как мальчик.

Любочке не было еще шести лет. Она не умела определять время по часам.

Но когда обе стрелки ходиков соединялись и стояли прямо и кверху, Любочка знала: двенадцать часов.

Она выбегала на крыльцо и звала брата голосом, пронзительным, как свисток:

— Се-ре-жка!.. Две-над-цать ча-сов! Аль-бу доить! — брала хворостину и загоняла козу в сарай.

Любочка дружила с Марусей, Нюриной сестрой, — они жили напротив.

Когда старших не было дома, Федя переводил стрелку ходиков, подзывал Любочку и показывал на часы:

— Смотри, Любочка, уже двенадцать часов. Зови Сергея. А то у вашей Альбы молоко перегорит. Маруська, кричи громче!

Девочки, взявшись за руки, останавливались у калитки.

— Сер-гей! Ко-зо-дой! — гудела широкая лохматая Маруся.

— Две-над-цать ча-сов!.. Аль-бу до-ить! — тоненько выводила Любочка, закидывая стриженую головенку.

Сережа прибегал из оврага или с реки, не закончив купанья, и заглядывал в окно на свои ходики.

— Что же ты кричишь? Еще одиннадцати нет!

— Наши отстали, — возражала Любочка. — На Фединых уже двенадцать. У Альбы молоко перегорит.

Сережа перепрыгивал через загородку и, сжав кулаки, бросался в погоню за Федей.

В тех редких случаях, когда Федя не успевал спрятаться, ему приходилось плохо.

Маленькие девчонки стояли около калитки, не прятались никуда и посмеивались, чувствуя свою полную безнаказанность. Любочка была вдвое моложе Сергея, а Маруся почти втрое, и бить их было, разумеется, невозможно.

Нюра и Катя выглядывали из окна Катиной комнаты, и Нюра говорила:

— А мы с тобой, Катюша, как в театре!

В воскресенье приехал из Москвы бабушкин младший сын Владимир. У него кончался отпуск, и он хотел навестить бабушку. Катя первая услышала его твердые легкие шаги и увидела его огромную тень на ступеньках террасы.

По сравнению с дядей Володей все другие люди казались очень маленькими, узкоплечими и бледными. У него были веселые глаза и шумный голос.

Светлые, жесткие, коротко подстриженные волосы завивались с левой стороны надо лбом, образуя какое-то непокорное завихрение. Это придавало ему очень моложавый и даже немного ребячливый вид.

Чтобы обнять его, Кате пришлось прыгнуть на стул.

Она прижалась лицом к зеленой гимнастерке и чуть не поцарапала себе щеку.

— Ну-ка, ну-ка, дай поглядеть. Это за Финляндию? Да?

Орден Трудового Красного Знамени Катя видела давно: дядя Володя получил его, когда еще не был военным и работал инженером на заводе. Круглая серебряная медаль «За отвагу» была новенькая и незнакомая. К сожалению, дядя Володя сейчас же снял гимнастерку и ни за что не соглашался перевесить ордена на рубашку. Так и на речку пошел. Все самое интересное оставил дома.

Когда дядя Володя прыгал в реку, Кате казалось, что река выступает из берегов.

— Дядя Володя, — кричала она, — ты похож на кита!

После купанья Владимир предложил сыграть в городки, потому что бабушкины пироги были еще не совсем готовы.

Ему в партию дали Любочку, а против него играли Катя, Федя и Нюрка.

Когда бил Владимир, было даже немного страшно смотреть. Девочки приседали и жмурились.

Любочкины битки вяло шлепались на землю, не долетев до города. У нее даже не хватало сил развалить фигуру.

Зато Катя и Нюра старались вовсю.

— Вы уж лучше мимо бейте, девчонки, — злился Федя. — Опять «кашу» сделаете.

На «колбасе» застряли. Федя заходил то справа, то слева, брал и любимые битки, и нелюбимые — колбаса лежала как заколдованная.

Владимир выбил уже и «пушку», и «бабушку в окошке», и «дедушку на крыше» — ребята еле успевали собирать городки.

— Да-с, — сказал он наконец, — плохо ваше дело! Вам необходимо подкрепление.

Он огляделся и на ветке тополя, около забора, увидел Сережу.

— А ты, синеглазый, играть умеешь?

Сережа вспыхнул.

— Умею.

— Иди сюда, бей по колбасе.

Сережа спрыгнул на траву, выбрал себе две битки потяжелее, сдвинул брови и старательно прицелился. Но он слишком волновался. Первая битка только царапнула колбасу, не сдвинув ее с места. Федя презрительно фыркнул. Сережа прикусил губу.