Михаил Горбовцев: Мишкино детство

Мишка тоже боялся Акулины, жалел робкого, бессловесного Макара и дружил со старшим Акулининым сыном Сашкой.

Рядом с Цыганковой — изба Пузанкова Ефима. Земли у Пузанковых пять десятин. Живут они богато: имеют две лошади, корову, телушку, несколько овец. Но харчи у них плохие: все больше постный борщ и сухая картошка. Ефим собирает деньги, чтоб еще прикупить десятины две-три земли. Мишка дружит с младшим сыном Ефима — Ерошкой, белоголовым курчавым мальчишкой. Ерошка ловок и смел. Когда приходится с боковскими ребятами играть в войну, Ерошка не смотрит на град камней, а, прикрыв лоб рукой, мчится в наступление. Один раз Ерошке острым камнем рассекли под самым носом верхнюю губу, и с тех пор у него на губе, как белый червячок, остался шрам.

За Пузанковыми изба Лексахиных. Дядька Лексаха мог бы прожить и на своей земле — у него три десятины земли, — но он почему-то полюбил Киев и, как Мишка помнит, только один раз в год приезжает домой. Тогда в его хате несколько дней пьянствуют и поют песни. В Киеве, по рассказам Лексахи, он водовозничает, а по рассказам мужиков — чистит отхожие места. Тетка Таня, жена Лексахи, землю сдает в аренду. Ссылаясь на какие-то болезни, она ничего не делает. Каждый день перед вечером она открывает окно и, подперев пятерней блюдечко, пьет чай. В саду у нее не только груши и яблони, но и смородина, малина, клубника. Она одна из всей деревни варит варенье. Ее корова Лыска, говорят, дает по ведру молока. Пастухов же тетка Таня кормит только пустыми щами да картошкой. На завтрак дает кусок сухого хлеба да зубок чесноку либо огурец. Детей у нее только одна Наташка, которую она называет «моя наследница».

Следующая изба — деда Ермила. Это ее красная черепичная крыша видна со шляха. Ермил — богач. У него сорок десятин земли. Ему уже под семьдесят лет, а волосы черны, как вороново крыло, и сзади так кольцами и лезут на фуражку. Он сутул и руки всегда держит за спиной. Глаза у него страшные, белки всегда в красных жилках. Он может выпить четверть водки и будет только песни петь. Но за свои деньги пить не любит. Его всегда зовут на похороны, крестины и свадьбы и садят в «святой угол», на лучшее место. На пирах он куражится, но никто ему ничего не говорит, только посмеиваются. Почти вся Рвановка берет у него «под отработок» муку, пшено, картошку. Когда он напивается пьян, то ни с того ни с сего бьет кулаком по столу так, что, будто вспугнутая, летит посуда. «Кто ваш благодетель?» кричит он. «Ты, Ермил Зотыч», в один голос говорят мужики и заискивающе улыбаются. А когда уйдет — плюются.

Земли Ермиловы каждый год прирастают. Он богатеет. Но поденщиков кормит борщом со старым, червивым салом. Брезгливые бабы поедят сухого хлеба и встанут. А он говорит: «Не то черви, что мы едим, а то черви, что нас будут есть».

Всем в доме Ермил правил сам. Ни бабка, ни сын, ни невестка в доме никакой силы не имели. Харчи, праздничная одежда всегда были под замком, а ключи в Ермиловом кармане.

Ермиловы внуки Федька и Васька — один годом постарше Мишки, а другой годом поменьше — с Мишкой играли редко. Дед запрещал: «Чему вы у этих босовиков научитесь? По чужим садам лазить?» Бабка тоже приказывала: «Ешьте пироги дома — босяков этих, как саранчу, все равно пирогами не накормишь».

Без пирогов же Мишка и его друг Митька играть ребят не принимали. Митька говорил: «Где пироги ели, туда и играть идите».

Дальше — хата Гришиных. Дядька Гриша, говорят, за всю жизнь не имел ситцевых штанов и даже женился в домотканных портках. Умер от чахотки. Хата Гришиных тоже кажется чахоточной и вот-вот повалится от истощения. Соломенная крыша с проломанным хребтом у трубы сплошь покрыта лишайниками. Окна перекошены. Двор не огорожен, но с улицы, неизвестно для чего, поставлены ворота из двух боковых планок и двух палок, скрещенных косым крестом.

Семья Гришиных состоит из тетки Пелагеи, трех сыновей и двух девок. Тетка Пелагея тоже больная. Говорит она, как наседка квохчет. Девок ее Евдокию и Марфу, заглаза называют «вековухами» и «забубенными дурами». Старший сын, Федор, живет в батраках; средний, Яков, — в пастухах; младший, Егорка, друг Мишки, — еще маленький, но ему уже сшили пастушью сумку.

К хате пристроен сарай. Но в сарае этом никакой живности, кроме кур, воробьев да собаки Дамки, никогда не было. Что охраняла тощая Дамка, никто не знал, и никто не слышал, как она лает. Когда ребята бросали в нее палками, она только визжала.

За Гришиными, на широкой усадьбе, — хорошо обстроенное подворье деда Моргуна. Моргунова изба хоть и крыта соломой, но обложена кирпичом. Через дорогу, по склону лога, большой тенистый сад. В саду ульи — дуплянки, покрытые плетеными соломенными колпаками. В середине сада — похожий на большой погреб амшаник. Дед все лето напролет возится с пчелами. Земли у Моргуновых немного меньше, чем у Ермила. Всем хозяйством правили два сына Моргуна — Козьма и Василий. Они нанимали поденщиц и батраков, они продавали хлеб и мед, они покупали обновки. Дед Моргун — розовый, белобородый, но голос у него гнусавый и вечно недовольный.