Мато Ловрак - Отряд под землей и под облаками

Наконец он выбрался наверх, в поля. Он был так измучен, что больше всего ему хотелось повалиться на траву и перевести дух. Но надо было торопиться. За полями, за кронами деревьев, окаймлявших полоски полей, спал город. Страх гнал его на освещенные городские улицы.

По проселочной дороге он вышел на шоссе, серой лентой бегущее перед ним. Слышен был только глухой звук его шагов. Но он каждую минуту в страхе оборачивался — нет ли погони? Шелковицы вдоль шоссе казались ему шеренгой карабинеров в широких шляпах. Он бежал изо всех сил, чтоб поскорее оказаться у первых домов с тускло горевшими уличными фонарями.

Здесь он замедлил шаг. Страх исчез. Он ладонью утер слезы, которые заметил только сейчас. Чем ближе к дому, тем больше его терзала мысль о тетушке. Что она скажет? Что сделает? Перед низким темным домиком в тихой улочке он остановился и посмотрел на окна. В одном окне горел свет. Тети не спит, ждет его. Даже входная дверь была приоткрыта.

На сердце у Нейче было так тяжело, что он прислонился к стене и глухо застонал. Но тут раздались чьи-то шаги, он быстро вошел в дом и стал ощупью подниматься по неосвещенной лестнице. Без стука открыл дверь в кухню.

Потрясенный до глубины души, он замер на пороге. Тетя жалась у плиты, глаза ее были полны страха и муки. За столом сидел инспектор Паппагалло, хмуро насупившись. Возле окна стоял агент Бастон, оглядывая все кругом острым взглядом.

Лишь только Нейче вошел, все, кто был в кухне, уставились на него с удивлением и радостью. На него было жалко смотреть: бледный, зареванный, руки и ноги в ссадинах. Страх его, когда он увидел инспектора и агента, превратился в настоящий ужас. С мольбой он взглянул на тетушку, губы его скривились — сейчас заплачет.

Сердце Нуты стиснула жалость, вся ее злость прошла. Она была рада, что племянник вернулся, что он снова дома. Она схватила его за руку.

— Нейче, какой же ты! — воскликнула она. — Горюшко мое, где ты был так долго? Что мне с тобой делать?

Тут поднялся Паппагалло, растянув физиономию в довольной ухмылке.

— Подождите, сударыня! — сказал он. — Вы еще успеете поговорить. А сейчас я его кое о чем спрошу. — И он повернулся к мальчику: — Скажи, а где твой товарищ?

Вид у Нейче был испуганный и покаянный. Инспектор уже по глазам его определил, что это тот самый мешок, из которого, действуя где угрозами, где обещаниями, нетрудно будет вытрясти все, что нужно.

Мальчику вначале даже в голову не пришло что-либо утаивать. Он надеялся, что так его скорее освободят.

— Павлек? — спросил он. — На Соче.

— Так, на Соче, — удовлетворенно повторил инспектор. — А что он делает на Соче?

— Спит.

— Так, спит, значит? Ясно! Где же он спит?

До сих пор Нейче от страха ничего не соображал. Инспектор задавал свои вопросы добродушным тоном, умильно улыбаясь, и мальчик чуточку приободрился. И тут же осознал, что совершил предательство. Сердце забилось часто-часто. Они хотят узнать, где спит Павлек, чтоб схватить его спящим! И Павлек сразу поймет, что он сбежал и предал его. «Черные братья» не простят ему, что он нарушил клятву. Страх перед гневом товарищей пересилил страх перед инспектором.

— Ну, где же он спит?

— Не знаю. — Нейче опустил глаза.

— Значит, не знаешь? Врешь, вы были вместе, ты не можешь не знать! Где он?

Перепуганный Нейче в полной растерянности посмотрел на тетку, словно она могла ему помочь.

— Не знаю, — повторил он чуть слышно.

— Нет, ты знаешь, просто не хочешь говорить, — заключил раздраженно инспектор и подмигнул агенту. — Ладно, пусть так. Не хочешь говорить — пойдешь с нами.

И не успел Нейче осознать, что происходит, как агент уже держал его за руку. В отчаянии Нейче бросил взгляд на тетку и заверещал, как заяц, угодивший в капкан.

— Отпустите его, сударь! — молящим голосом закричала Нута. — Нейче, скажи лучше… Сударь, он скажет… все скажет…

— Разумеется, скажет, — произнес инспектор сурово и насмешливо. — Я в этом не сомневаюсь… только не тут… Пошли!

Нейче безутешно зарыдал и покорно, как овечка, дал себя увести.

Спал Павлек всегда очень крепко. Дома, под теплым одеялом, его пушкой не разбудить. Но в ту ночь он несколько раз просыпался от холода, правда не до конца. Съежится еще больше, подтянет колени к подбородку и снова заснет. На рассвете, когда раздались первые птичьи трели, зубы его начали выбивать дробь.

Он сел и протер глаза. Со сна он никак не мог понять, где он и каким образом очутился в этой берлоге. Но скоро все вспомнил, оглянулся, рассчитывая увидеть Нейче, и с удивлением обнаружил, что тот исчез. Место, где Нейче с вечера лег, было пусто. Это окончательно прогнало сон. Он вскочил на ноги, осмотрел блиндаж, кусты. Ничего… Горячая волна прошла по его телу.