Марк Твен - Похождения Тома Соуэра

Онъ присоединился къ толпѣ школьниковъ, зѣвавшихъ по сторонамъ на дворѣ, но скоро учитель явился и всѣ «засѣли». Томъ не чувствовалъ особаго призванія къ занятіямъ и все поглядывалъ въ сторону дѣвочекъ; личико Бекки смущало его. Судя по всему, ему нечего было жалѣть ее, но далѣе этого безчувствія онъ не могъ идти; онъ не чувствовалъ ни малѣйшаго торжества. Когда же открылось, что учебникъ Тома испорченъ, мальчику стало уже не до чужихъ дѣлъ. Бекки какъ бы очнулась при этомъ изъ своей мрачной задумчивости и выразила большое участіе къ тому, что происходило. Она была увѣрена, что Тому никакъ не удастся оправдаться, если онъ и станетъ клясться, что не проливалъ чернилъ на свою книгу. И она не ошибалась: запирательство только ухудшило дѣло. Бекки полагала, что это ее порадуетъ, до вышло какъ-то не такъ. Въ самую роковую минуту, она чуть не вскочила, чтобы разсказать про Альфреда Тэмпль, но сдѣлала надъ собою усиліе и промолчала, «потому, — говорила она себѣ, - что онъ же хочетъ донести на меня, скажетъ, что это я разорвала гравюру. Такъ не промолвлю я ни слова, будь то даже для спасенія его жизни!»

Томъ перенесъ наказаніе и воротился на свое мѣсто безъ особеннаго унынія, думая, что, можетъ быть, онъ въ самомъ дѣлѣ самъ опрокинулъ чернильницу на свою книгу, какъ-нибудь зазѣвавшись. Если онъ отпирался, то лишь по формѣ, для соблюденія обычая, и не поступился своимъ отрицаніемъ, такъ сказать, изъ принципа.

Прошелъ цѣлый часъ, учитель дремалъ, сидя на своемъ тронѣ, въ воздухѣ стояло усыпляющее гудѣнье; но мало по малу м-ръ Доббинсъ началъ потягиваться, зѣвнулъ, потомъ отперъ свой столъ, запустилъ въ него руку, но только долго, какъ бы не рѣшался, вынуть-ли книгу или нѣтъ? Ученики поглядывали на него безучастно, но были среди ихъ двое, которые зорко слѣдили за всѣми его движеніями. М-ръ Доббнисъ повертѣлъ разсѣянно свою «Анатомію»; наконецъ, вытащилъ ее и усѣлся читать.

Томъ бросилъ взглядъ на Бекки. Ему вспомнился беззащитный, загнанный зайчикъ, на котораго нацѣливалось ружье. Въ эту же минуту всякое воспоминаніе о разрывѣ съ Бекки исчезло изъ его головы. Надо было придумать что-нибудь, сейчасъ же, въ это мгновеніе! По самая настоятельность этого лишала его возможности собраться съ мыслями… Вотъ! Придумалъ! Надо броситься къ Доббину, вырвать у него книгу и убѣжать!.. Но онъ поколебался съ минуту, потому время было уже потеряно: учитель раскрылъ книгу. О, если бы можно было воротить случай назадъ! Нѣтъ, было уже поздно и всякій путь спасенія для Бекки былъ отрѣзанъ. Еще мгновеніе и м-ръ Доббинсъ обвелъ глазами всю школу…и передъ этимъ взглядомъ потупились всѣ ученики, потому что въ немъ было нѣчто, наполнявшее страхомъ и сердца невинныхъ. Натступило молчаніе, въ продолженіи котораго можно было счесть до десяти; учитель насыщалъ себя гнѣвомъ; потомъ онъ прогремѣлъ:

— Кто изорвалъ эту книгу?

Все замерло. Можно было бы разслышать паденіе иголки. Молчаніе длилось и тогда онъ началъ всматриваться въ каждое лицо, ища въ немъ улики.

— Бенджаминъ Роджерсъ, ты разорвалъ книгу?

Отрицаніе. Новое молчаніе.

— Джозефъ Гарперъ, ты?

Опять отрицаніе. Волненіе Тома росло подъ медленною пыткою этого розыска. Перебравъ ряды мальчиковъ, учитель подумалъ съ минуту, потомъ обратился къ дѣвочкамъ:

— Эми Лауренсъ?.

Она трясетъ головою.

— Грэси Миллеръ?..

Тотъ же знакъ.

— Сюзаннъ Гарперъ, вы разорвали книгу?

Снова отрицаніе. Слѣдующей ученицей была Бекки Татшеръ. Томъ дрожалъ съ головы до ногъ отъ ожиданія, сознавая безвыходность положенія…

— Ребекка Татшеръ… (Томъ взглянулъ ей въ лицо: оно было блѣдно отъ ужаса) вы изорвали… Нѣтъ, глядите мнѣ прямо въ глаза. (Она подняла руки съ мольбою). Вы изорвали эту книгу?..

Въ головѣ Тома пронеслось молніей вдохновеніе. Онъ вскочилъ на ноги и крикнулъ:

— Изорвалъ я!..

Вся школа оцѣпенѣла при такомъ безуміи. Томъ простоялъ съ минуту, стараясь придти въ себя, а потомъ, когда онъ выступилъ впередъ для перенесенія наказанія, то благодарность и обожаніе, которое онъ прочелъ въ глазахъ бѣдной Бекки, показались ему достаточнымъ вознагражденіемъ и за сотню «дранья». Вдохновляясь величіемъ своего собственнаго подвига, онъ вытерпѣлъ, безъ малѣйшаго крика, самую безпощадную изъ всѣхъ расправъ, къ которымъ когда-либо прибѣгалъ м-ръ Доббинсъ; выслушалъ съ равнодушіемъ и добавочный жестокій приказъ: оставаться еще два часа въ школѣ послѣ окончанія классовъ. Онъ зналъ, кто будетъ ждать у порога конца его «высидки» и не будетъ считать этого потерею времени!