Марк Твен - Похождения Тома Соуэра

— Ахъ, не надоѣдайте! Что мнѣ въ картинкахъ! — залилась слезами, вскочила и пошла прочь.

Альфредъ зашагалъ возлѣ нея и началъ было ее утѣшать, но она крикнула:

— Убирайтесь и оставьте меня въ покоѣ! Я васъ ненавижу! мальчикъ остановился, не понимая, чѣмъ онъ могъ ее разсердить. Сама она говорила, что будетъ смотрѣть картинки все время въ продолженіи рекреаціи. Между тѣмъ, она шла прочь, все плача… Альфредъ вошелъ въ пустую школу, раздумывая. Онъ былъ раздосадованъ, оскорбленъ и скоро догадался, въ чемъ было дѣло: дѣвочка выбрала его просто какъ средство для отмщенія Тому Соуеру. Ненависть его къ Тому нисколько не уменьшилась при этомъ открытіи и онъ сталъ придумывать, какъ бы насолить врагу, безъ риска для самого себя. Взглядъ его упалъ на учебникъ Тома; вотъ было кстати! Онъ открылъ книгу съ радостью на заданномъ къ вечернему классу урокѣ, и залилъ эту страницу чернилами. Бекки, заглянувшая въ окно въ эту минуту, видѣла эту продѣлку, но отбѣжала, не выдавъ себя. Она пошла домой съ намѣреніемъ найти Тома и разсказать ему все: онъ будетъ благодаренъ ей и всѣ недоразумѣнія кончатся. Но она передумала еще на полдорогѣ. Ей вспомнилось, какъ велъ себя Томъ во время ея рѣчи о пикникѣ, ей стало стыдно и она рѣшила, что допуститъ высѣчь его за испорченную книгу и будетъ еще ненавидѣть его во всю жизнь, сверхъ того!

Томъ пришелъ домой въ самомъ уныломъ расположеніи духа, а первыя слова, услышанныя имъ отъ тетки, показали ему, что онъ принесъ свое горе не туда, гдѣ могъ бы найти себѣ утѣшеніе.

— Томъ, я съ тебя живого готова шкуру спустить!

— Тетя, что я такое сдѣлалъ?

— Сдѣлалъ не мало. Я-то, старая дура, бѣгу къ Сиринѣ Гарперъ, думаю, что заставлю ее повѣрить всему этому вздору насчетъ сна, а, смотрите! Она уже знаетъ отъ Джо, что ты былъ здѣсь и подслушалъ всѣ наши разговоры. Не знаю, Томъ, что можетъ выдти изъ мальчика, который такъ поступаетъ. Больно мнѣ видѣть, что ты могъ пустить меня къ Сиринѣ Гарперъ, выставить меня передъ нею такою глупой, и слова невымолвилъ, чтобы меня удержать!

Это придавало новый оборотъ дѣлу. Утромъ Томъ восхищался своею находчивостью, находилъ шутку весьма остроумной; теперь она казалась ему низкой и подлой. Онъ потупился и не зналъ даже сначала, что сказать; наконецъ, проговорилъ:

— Тетя, мнѣ очень жаль, что я это сдѣлалъ… Но я никакъ не думалъ…

— Да, дитя мое, ты никогда не думаешь. Не думаешь ни о чемъ, кромѣ угодливости самому себѣ. Ты придумалъ, какъ добраться сюда съ острова Джэксона, чтобы посмѣяться надъ нашимъ гореваньемъ, придумалъ, какъ одурачить меня своимъ сномъ; но тебѣ не пришло въ голову пожалѣть насъ и избавить отъ безпокойства.

— Тетя, я вижу теперь, что это было подло, но, право же, я не хотѣлъ дѣлать подлости. И я явился сюда въ ту ночь вовсе ни для насмѣшки надъ вами.

— А для чего же?

— Мнѣ хотѣлось дать вамъ знать, что вы напрасно тревожитесь и что мы не утонули.

— Томъ, Томъ, не было бы конца моей душевной радости, если бы я могла вѣрить тому, что у тебя была такая добрая мысль" но я знаю, что ея не было… и самъ ты это знаешь.

— Право же, тетя, я хотѣлъ… Прирости мнѣ къ этому мѣсту, если я не хотѣлъ!

— О, Томъ, не лги… не лги. Ложь ухудшаетъ дѣло во сто разъ!

— Это не ложь, тетя, а сущая правда. Мнѣ хотѣлось успокоить васъ, я затѣмъ и пришелъ.

— Я отдала бы все на свѣтѣ, чтобы повѣрить тебѣ; это загладило бы тебѣ кучу грѣховъ, Томъ. Я обрадовалась бы тогда даже тому, что ты сбѣжалъ и продѣлалъ все дурное еще! Но это непослѣдовательно, Томъ: если за тѣмъ пришелъ, то отчего же ты не сказалъ, дитя мое?

— Видите-ли, тетя, когда зашла у васъ рѣчь о похоронной службѣ, мнѣ вдругъ пришло на мысль, что намъ славно будетъ придти въ церковь и притаиться, и мнѣ не хотѣлось такой штуки испортить. Вотъ почему я спряталъ кору опять въ карманъ и смолчалъ.

— Какую кору?

— А ту, на которой я вамъ написалъ, что мы отправились, чтобы стать пиратами. Я жалѣю, что вы тогда не проснулись, когда я поцѣловалъ васъ… честное слово, жалѣю!

Нахмуренное лицо тети Полли разгладилось и во взглядѣ ея промелькнула внезапная нѣжность.

— Ты поцѣловалъ меня, Томъ?

— Да, тетя.

— Въ самомъ дѣлѣ, Томъ?

— Въ самомъ дѣлѣ, тетя… Повѣрьте.

— Почему же тебѣ вздумалось поцѣловать, Томъ?

— Потому, что я люблю васъ, а вы такъ стонали и мнѣ было такъ грустно…

Слова звучали правдивостью. У старушки невольно дрогнулъ голосъ, когда она проговорила:

— Поцѣлуй меня опять, Томъ… А теперь, маршъ въ школу! Не надоѣдай мнѣ больше!