Роза Лагеркранц - Апрель! Апрель!

Он уныло бредет через парк обратно, и мысли в его голове снова собираются в клубок, но на этот раз у него нет сил их распутывать.

Выйдя на улицу и свернув к табачной лавке, Самюэль Элиас наконец видит Магнуса, который стоит, как обычно, уткнувшись в витрину.

— Держи! — говорит Магнус подошедшему Самюэлю Элиасу и протягивает ладонь, на которой поблескивают три монетки по двадцать пять эре и одна крона. — Можешь купить себе на них сладости!

— Ага, — удивленно бурчит Самюэль Элиас, по-прежнему не желая распутывать свои мысли.

Он покупает самые вкусные конфеты и жалеет Магнуса, которому не положено есть сладости.

— А теперь угощай! — говорит Магнус, когда Самюэль Элиас выходит с кульком из лавки. — Мне ведь разрешается есть сладкое только по субботам, и на рождество, и в другие праздники, и когда меня угощают! Поэтому ты должен угостить меня!

— Пожалуйста! — отвечает Самюэль Элиас, протягивая ему конфеты.

Магнус запускает руку в кулек, берет добрую горсть и набивает себе полный рот. В итоге на долю Самюэля Элиаса в кульке не остается ни одной конфеты.

— А мне что же! — напоминает Самюэль Элиас, прижимая Магнуса к стене.

Магнус размахивает руками, пытаясь вырваться на волю, но не тут-то было. Самюэль Элиас шутя разжимает его кулак и отбирает укрывшуюся там последнюю конфету. Торопливо работая челюстями, он внимательно смотрит на своего товарища по Золотому Сберегательному клубу — клубу, про который его худший друг явно успел уже позабыть.

— Давай учредим завтра какую-нибудь партию, — предлагает друг. — Я сам придумаю, какую.

Но шестого апреля они не учреждают никакой партии, и никакой артели, и никакого акционерного общества, даже крохотной демонстрации не устраивают! Шестого апреля они только состязаются, потому что Магнус жутко любит состязаться! Выносят из подвала свои велосипеды и устраивают гонки во дворе. Гонят со всей быстротой, на какую способны, и кричат во все горло.

— Хейя я! — кричит Магнус. — Хейя я!

И Самюэль Элиас подхватывает:

— Хейя, Магнус! Хейя, Магнус!

Но, услышав, что кричит Самюэль Элиас, Магнус круто тормозит и сердито упирается обеими ногами в землю.

— Ты должен себя подбадривать, балда! — орет он сердито.

— А я хочу подбадривать тебя! — пыхтит Самюэль Элиас, которому не терпится продолжить гонки с ветром.

— А! С тобой совсем нельзя состязаться! — ворчит Магнус. — Ты должен стремиться к победе, понял?

Самюэль Элиас призадумывается.

— Обязательно должен? — сомневается он.

Однако спорить с Магнусом бесполезно, потому что он отказывается продолжать состязание, если Самюэль Элиас не будет подгонять себя криками «хейя».

Самюэль Элиас соглашается и легко побеждает Магнуса. После чего Магнус все равно теряет вкус к гонкам.

— Все! — кричит он, бросая велосипед на землю. — Больше не интересно! Привет!

И он ныряет в свой подъезд, а Самюэль Элиас идет домой к папе.

— Обязательно человек должен все время либо побеждать, либо проигрывать, — сетует он, — Просто беда!

Но папа с ним не согласен.

— И вовсе это не обязательно, — говорит он. — Стал чем пионом мира — и все!

— Так ведь сперва надо им стать.

— А ты уже чемпион!

— Я?

— Ну да, разве нет?

— Когда же это случилось? — уныло бормочет Самюэль Элиас, вися на шее у своего папы.

Он в самом деле пытается припомнить, когда и в каком виде спорта мог стать чемпионом, но в памяти ничего такого нет.

— Наверно, это было очень-очень давно, — произносит он наконец.

— Вот именно, — соглашается папа. — Это было совсем давно — когда ты родился первым у нас с мамой!

Ну, если так давно, не удивительно, что он этого не помнит!

Самюэль Элиас пристраивается в кресло рядом с папой, который тоже в свое время стал чемпионом. А сколько еще таких чемпионов, да только они позабыли об этом и теперь знай себе состязаются, кто поднимет самую тяжелую штангу, кто быстрее всех пробежит шестьдесят метров с барьерами и так далее! И кто быстрее проедет на велосипеде!

— И вовсе мне не нравится ночевать у Пильбумов! — вырывается у него, когда приходит время отправляться на ночь к Магнусу.

Его слова заметно огорчают маму, но ее огорчение — ничто перед папиным! У него такой расстроенный вид, что Самюэль Элиас спешит взять обратно свои слова.

— Ой, что это я! Я хотел сказать наоборот! А теперь вам пора собираться в театр! Становитесь у окна и помашите мне! — заговаривает он им зубы и бежит к двери.