Майя Войцеховская - Тень быка

— Но ты такой храбрый и так здорово всё умеешь! Ты… ты же отогнал быка без плаща или мулеты.

— Ах вот ты о чём! Это называется al cuerpo limpio, только собственным телом. Я часто так делаю. Тренировка хорошая, и быков не портит. Я так на пастбищах делал, это просто. Только и надо, что поворачиваться быстрее быка. Нетрудно быть храбрым, когда любишь корриду. Столько есть мальчишек, которые не хуже меня или лучше, — но на арену им не попасть никогда.

— Нет, я обязательно возьму тебя на эту тьенту! — горячо пообещал Маноло. — Ты там с коровами поиграешь, а может, даже с тем быком, которого берегут для меня. Там уйма народа будет и сам граф, конечно. Стоит им только посмотреть на тебя — и они поймут, что обязаны помочь.

— Эх, был бы там Кастильо! — мечтательно произнёс Хуан. — Вот было бы здорово! Помочь он мне не поможет, он ведь больше не комментатор, — но как бы я хотел его увидеть…

Они снова вынырнули на арену. Теперь луну, да и всё небо, заволокли тучи.

— Маноло, если ты достанешь мне приглашение, я этого никогда не забуду. Но не лезь из кожи вон, не стоит оно того. Спроси графа, раз хочешь, но если он откажет, я переживу. Мне всего четырнадцать. Когда-нибудь кто-нибудь да заметит меня и, наверное, даст мне сразиться с быком. А если нет — поступлю как отец, пойду по ярмаркам и бескровным боям.

— С быками, с которыми кто-то уже сражался?

— Ну и что? Крещение кровью я всё равно уже получил.

— То есть ты и на рога попадал?

— Два года назад. Мне тогда дюймов десять рога в правое бедро вошло. Но не охромел же! Даже не помню сейчас, был ли сам виноват, или тот бык знал, что делает.

Они уселись на трибуне. Снова показалась луна, и серые скамьи серебрились в её свете.

— Видишь это место? — произнёс Хуан, обводя глазами арену. — Я здесь дома. Тут я хочу жить. Просто надо ещё подождать. Когда-нибудь это случится — я буду сражаться с собственными быками. Когда-нибудь я приду не только сюда, но и на другие арены. Наверное, много есть матадоров талантливее меня, может, на меня никто особо и внимания не обратит, — но деньги на билет публика не зря потратит. Больше мне ничего не нужно, только честно сражаться с быками, так хорошо, как только сумею.

— Но почему? Почему ты так сильно этого хочешь?

Хуан засмеялся и встал.

— Это не похоже на другие желания. Оно у меня в крови, и с отцом так было. Такими или рождаются, или заражаются где-то. И приехали — ты любишь корриду. А это значит — ты никогда не будешь счастлив, чем бы другим ни занимался. Но я рад этому; ты не подумай, что не рад, — с гордостью добавил он.

Маноло хотелось сказать, что с ним-то всё совсем по-другому. Но он знал, что это бесполезно — ему даже не поверят. Был бы Хуан его братом! Тогда от него самого никто бы не ждал, что он станет таким, как отец. Этого ждали бы от другого.

На следующий день после того, как они с Хуаном залезли на бычью арену, Маноло решил, что больше не будет пытаться сразиться с быком. Будет так, как и хотят все: на ферме это случится впервые. Но он не мог забыть, как удивительно хорош и удивительно смел был Хуан, и как трусливо вёл себя он сам. И о своём обещании он тоже не забыл.

Назавтра он отправился в кафе, где всегда сидели шестеро мужчин, чтобы поговорить с ними о Хуане.

— Маноло, — приветствовал его один из них, — хорошо, что ты не был на вчерашнем, с позволения сказать, сражении.

— Великолепного основательно задело рогом, — добавил другой.

Но не из-за Хуана. В этом Маноло был убеждён. Настолько долго Хуан с быком не сражался.

— Когда это случилось? — спросил он.

— При первом выпаде.

— Он попробовал одну глупость: пропускал быка мимо себя, стоя на коленях, да ещё слишком близко к загородке. Бык просто впечатался в него. Его ослепил свет и сбил с толку шум. А парень был слишком близко, непростительно близко к воротам.

— Мы как раз собирались зайти к нему. Идём с нами.

По пути к дому юноши, угодившего на рога, Маноло слушал, как может ранить бык.

— Рога входят чисто. Если б они ещё так же выходили! Но человек, или бык, или оба в это время двигаются, поэтому раны так опасны.

— Рог рвёт тело, раздирая мускулы.

— И всегда есть опасность подхватить какую-нибудь заразу. Рог грязный, и до пенициллина почти всегда заканчивалось ампутацией или смертью.

— Что касается матадоров, пенициллин — величайшее изобретение человека.