Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь

— Во мне вскипает пролетарская кровь! — пожаловалась она мне перед уходом. — Точно он не может обойтись ливерной колбасой или хлебом с брынзой.

Напрасно я пыталась напомнить ей о традиционном польском гостеприимстве — пролетарское происхождение внушило Агате свои представления по целому ряду вопросов, и правила гостеприимства у нее связаны исключительно с брынзой.

Я заметила, что Агата вообще любит ссылаться на нашу бабусю — мамину маму. Все мы очень любим бабусю, а Агата вдобавок ужасно ею гордится, даже, пожалуй, кичится, как будто она у нас по крайней мере прославленный герой или известный ученый. Наша бабуся была прачкой. До войны и во время оккупации ей приходилось зарабатывать на жизнь стиркой, потому что дедушка умер, когда старшему из троих детей было восемь лет. Только после того, как дядя Томек начал работать, гора грязного белья в их доме постепенно стала уменьшаться. Потом вышла замуж тетя Инка, а за ней и наша мама. Теперь бабуся получает пенсию и живет с тетей Инкой и ее мужем. Тетя купила стиральную машину. Но в кухне у них до сих нор стоит громадная стиральная доска, сизые ребра которой потускнели от долгого бездействия. Всякий раз, когда мы приходим к бабусе, Агата отправляется на кухню, садится на белую блестящую табуретку и долго сидит, не сводя глаз со стиральной доски, точно хочет прочесть по ней историю бабусиной жизни и маминой юности. Бабуся в белоснежном переднике хлопочет на кухне, готовя для нас разноцветные бутерброды. С яичком, ломтиками помидора, ветчиной, зеленым луком, творожком и красным перцем. В руках у нее все кипит, хотя распухшие в суставах пальцы кажутся неловкими. Агата смотрит на эти искривленные пальцы, смотрит на доску, и душа ее переполняется уважением и любовью к бабусе. Мамино увлечение копченым лососем она склонна рассматривать как измену всему тому, что окружало маму в детстве. Измену бабусе и стиральной доске.

Поэтому я ни капельки не удивилась, когда Агата, вернувшись домой, ворвалась прямо ко мне с торжествующим возгласом:

— Нет нигде этого проклятого лосося! Я побывала везде, где только можно, клянусь! Как в воду канул! Правда, здорово? Если старый маразматик любит копченую рыбу, ему придется довольствоваться селедкой горячего копчения!

Агата разогрела обед. Не успели мы съесть суп, как под визгливый аккомпанемент транзистора явился Ясек.

— У Глендзена сестра, — радостно сообщил он. — Анджей на седьмом небе от счастья!

— У тебя целых две сестры, — ядовито заметила Агата, — но мне почему-то не приходилось слышать, чтобы ты по этому поводу благодарил судьбу.

— Но Глендзен мечтал о сестре, — поспешил Ясек отметить существенную разницу в своих чувствах и чувствах Глендзена. — Родилась час назад, весит три двести, длина метр пятьдесят пять!

— Метр пятьдесят пять? — изумилась я. — Да у нашей Агаты метр пятьдесят четыре! Ты что-то перепутал!

Ясек смерил Агату оценивающим взглядом.

— Хм… — буркнул он. — В самом деле, вроде чего-то здесь не так. Может, в ней всего пятьдесят пять, без метра, а? Или метр без пятидесяти пяти?

— Скорее всего пятьдесят пять, — предположила я.

— Все равно длинная, — с отцовской гордостью заявил Ясек. — Глендзен боится, как бы кроватка не оказалась мала. Он вчера ей кровать купил. Плетеную, вроде корзины.

— Если у этого несчастного младенца рост в самом деле метр пятьдесят пять, конечно, ноги будут торчать. А я не достала лосося, — похвалилась Агата.

— Здорово! — обрадовался Ясек. И вдруг схватился за голову: — Черт побери! Совсем забыл… Я же обещал папе сходить в парикмахерскую. Только баки отстригать я не буду, — твердо сказал он. — Надеюсь, старый маразматик не станет из-за моих баков срезать у папы премию!

…Старый маразматик опоздал на пятнадцать минут. Агата сидела у меня в комнате, когда в дверь позвонили. Мы услышали радостные восклицания родителей.

— Две минуты назад мама вздыхала и говорила, как бы ей хотелось, чтобы этот визит уже был позади. А теперь… Ты только послушай: «Наконец-то вы к нам выбрались, мне очень приятно…» — шипела Агата, прильнув к замочной скважине.

— Тише, еще он услышит, — одернула я ее. — Лучше расскажи, какой он из себя! Ты что-нибудь видишь?

— Вижу. Ясек помогает ему снять пальто. И улыбается, предатель! Ты бы на него поглядела… рот до ушей!