Пью газировку из автомата.
Я давно овладел этой техникой и распоряжаюсь как хочу.
Я повелитель машин и автоматов.
Я современный человек, и мне уже одиннадцать лет.
6 августа на Хиросиму сбросили атомную бомбу. Это было давно, в 1945 году. А мы с Владиком, по правде говоря, узнали недавно. Слышать-то слышали: и по радио, и когда сбор «За мирное небо» проводили. И я даже плакат с бомбой рисовал на конкурсе рисунков на асфальте, и эта бомба была с зубами и похожа на крокодила — чтобы страшнее выглядело, но получилось почему-то немного смешно.
А вот по-настоящему мы узнали, что случилось в Хиросиме, если правду говорить, когда по телевизору увидели передачу. Там показывали чёрный пожар и маленького мальчика, он японец по национальности. От ожога он весь трясся и даже плакать не мог — так ему было больно. А до этого показывали больницы, в них лежали обгоревшие люди, у которых всё было забинтовано. И руки, и ноги, и тело, и вся голова.
Владика ничем телевизионным не напугаешь и не удивишь. И он часто, когда смотрит самые страшные фильмы, говорит: «Подумаешь — это комбинированные съёмки, подумаешь — это каскадёры, подумаешь — это не по-настоящему убили, это артисты, и я их уже видел после этого в кинокомедии».
Но здесь, в кино про Хиросиму, никаких артистов не было. Люди мучились и умирали.
И после этой передачи нам не хотелось вообще ничего смотреть — даже мультики или передачу «Что? Где? Когда?», которая нравится всем детям ещё и за то, что кончается она совсем поздно — настоящей ночью.
И в войну мы перестали играть, а это самая любимая мальчишеская игра: тр-тр бух! шчир-чук-чук-чук! — кто без этого может прожить?
Честно говоря, мы после этого хиросимского кино войну стали бояться почти так, как боишься, что вдруг умрёт мама.
— Да, — согласилась мама, когда узнала, почему мы такие задумчивые, — от войны больше всего страдают дети.
Я удивлённо пожал плечами.
— Ну, взрослые хотя бы защищаться умеют и детей защищают, — добавила она.
— Мы тоже хотим защитить, — сказал Владик — он, наверное, опять вспомнил японского мальчика.
Папа подумал и говорит:
— Это пока не ваше дело.
— А какое же наше дело? — спросил Владик.
— Вам сейчас надо хорошо учиться…
— И конечно, не ссориться с девочками, — перебил его Владик. — Нам в школе об этом каждый день говорят. А мы хотим за мир бороться. Что мы, маленькие?
— А что — большие? — Мне показалось, папе не очень понравилось, как его перебил Владик.
— Правда, как мы можем бороться за мир? — спросил я.
И папа сказал, что можно послать деньги, которые пойдут на мирные цели, — есть такой специальный Фонд.
Я слышал в школе об этом Фонде, и даже наши старшеклассники, которые работали на школьном заводе «Чайка», отчисляли деньги в Фонд мира. И нам сказали, что на будущий год там могут работать ребята из любого класса. Но мы с Владиком хотели послать деньги сейчас же.
Я попросил деньги у папы. Сказал, что это для Фонда. Папа говорит, нет, лучше послать деньги, которые мы с Владиком заработаем. Тогда я сказал, что открою копилку, в которую складывал железные рубли. Но папа сказал, что это не совсем то. А я спросил, где же взять заработанные деньги.
— Заработать, — сказал папа.
И тогда мы с Владиком стали просить его устроить нас на работу. Хотя бы, для быстроты, к нему в проектный институт.
— А что вы там собираетесь делать? — спросил папа.
Я точно не мог сказать, какая бы нам понравилась работа, но подумал, что могли бы… могли что-нибудь чертить. Потому что я неплохо рисую.
Тогда папа стал рассказывать о своей работе. Оказалось, мы смогли бы попасть туда лет через десять — двенадцать. После школы и института. А я, может, вообще в институт не пойду, а буду лесником или охотником.
— Нам надо быстрее, — сказал Владик. — Чтобы без института.
— Без института?.. — улыбнулся папа. — Тогда собирайте лекарственные травы. Подорожник, например.
— И потом послать подорожник Фонду? — спросил Владик. Он думал, что Фонд — это такой человек.
— Не Фонду, а в Фонд. Это такая организация — Фонд мира, — сказал папа. — Сдайте в аптеку траву, вам заплатят деньги. И деньги пошлёте — ваши, как говорят, кровные. Получится двойная польза: лекарство — людям, а деньги — в Фонд мира.
Читать дальше