— И весной? Не верится что-то.
— Что весной?
— За зиму ведь муравейник так замерзает, что весной не сразу нагревается.
— Ах вот ты о чем! Так ведь не ждут они, пока солнце согреет их муравейник, — сами дом свой обогревают.
— Печи топят? — усмехнулся Федос. — Или, может быть, паровое у них отопление?
— Ты не смейся. Почти что так. Только тепло они сами на себе носят. Выползает муравей на поверхность муравейника, отогреется под солнышком — и скорее обратно, в середину дома. Отдаст там свое тепло и снова спешит греться. И так — туда-сюда, туда-сюда — всё они бегают, каждый тепло на себе в дом приносит. Смотришь, и согрели, и высушили муравейник. А летом на время дождя входы в муравейник замуровывают.
— Так ведь дождь сквозь их крышу пробьется!
— Не очень. Они, брат, когда строят, все склеивают своей слюной.
— И комнаты в муравейнике есть?
— Таких, как у людей, нет. Каждый муравей по-своему строит свое жилье. Но есть и комнатки, где стены шелковой паутиной затканы. Особенно тепло и сухо там, где муравьиные яички, личинки лежат.
— А дом муравьиный — сверху или в середине муравейника?
— Дом — под землей.
— Как же они землю копают?
— Выгрызают. Иначе ходов не сделать. Муравьям ведь их очень много нужно. Да и землю они так разрыхляют, и становится она как губка, и губка эта тепло в муравейнике удерживает.
— Попалось бы им место такое, как тропинка, утоптанное, ничего бы не построили.
— Если муравьям попадается твердый грунт, затвердевшая земля, — спокойно возразил дядя Петрусь, — ползут они к воде и носят ее в своих зобах на место строительства столько, сколько нужно, чтобы размочить, размягчить почву.
Федос помолчал, подумал.
— Мы за город с папой ездили, — сказал он наконец, — и там тоже видели муравьев. Пана говорил, что даже в одном муравейнике они не все одинаковые.
— Правильно. Есть среди них рабочие, которые всю работу делают. Есть военные. Они охраняют город от нападений чужих муравьев. А есть и няньки, которые за личинками смотрят.
— Здорово! Даже не верится… Все равно не люблю муравьев: кусаются больно.
— Кусаются только, если их трогают. А так добрые они. И лесу от них польза большая.
— Какая?
— У леса много врагов. И уничтожают они его не меньше, чем пожары. Одни съедают кору деревьев, другие соки высасывают, третьи скручивают в трубочку листву или начисто обгрызают всю зелень. Бывает, что и корни портят. Вот тут-то и приходят на помощь муравьи — расправляются с вредителями.
— Ну и помощники! — засмеялся Федос. — Такие крохи…
— Не говори. Ученые подсчитали, что семья вот такого муравейника за лето уничтожает целую гору вредных насекомых: восемь полнехоньких самосвалов!
— Выходит, маленькие да удаленькие?
— Вот именно. Потому-то и надо муравейники охранять и беречь! Разворотишь его — крышу их дома разрушишь. Отремонтировать ее муравьям нелегко. Иной раз поврежденный муравейник они покидают совсем и переселяются на новое место.
— А кто враги муравьев?
— Из птиц дятел, из зверей дикий кабан, лесная мышь. Да мало ли этих врагов! Вот ежик. Он муравьев не ест. Но не прочь разгрести муравейник, чтобы полакомиться муравьиными яичками или жуками, которых муравьи пускают к себе на квартиру. Кажется, находятся и такие люди, которые по несознательности вредят своим добрым друзьям муравьям.
— Я не знал, — покраснел Федос. — Больше не буду.
Кто такие ворона и сорока
Двинулись дальше.
Молодая сосновая роща словно нарочно расступилась, чтобы дать место лесной дороге, неширокой и гладкой. Судя по тому, что колеи были на ней едва заметны, ездили здесь мало. Дорога эта даже травою поросла.
— Какая дорожка зеленая! — обрадовался Федос, хотя вообще-то вид у нее был довольно унылый.
— Осенью на обочинах грибов столько, что и сворачивать никуда не надо. Только успевай в кузов складывать. Белые, подберезовики, маслята…
Федос взглянул вверх и воскликнул:
— Смотрите, смотрите, на дереве что-то черное сидит!
— Где?
— Да вот, вот!
— Это гнездо воронье. Их тут много.
И в самом деле, где-то в вышине гулко закаркала ворона.
— В гнезде воронята?
— Были. Выросли, улетели. Ранние.
— А у нас в городе вороны тоже есть.
— Ворон всюду хватает. Гнезда же вьют они чаще в хвойных лесах, бывает, — и в старых, запущенных парках.
— Дядя Петрусь, а это кто скачет?
— Это? Сорока. Ишь, на суку вертится, длинным хвостом хвастается.
Читать дальше