Анастасия Перфильева - Далеко ли до Сайгатки?

Варя ничего не ответила. Пароход остановился. Она вышла на палубу. С пристани опять тащили мешки, по сходням отстукивали сапоги грузчиков.

Один берег был обрывистый и тёмный от леса, другой — пологий, серо-жёлтый. Варя посмотрела на Каму, и вскрикнула: Кама разлилась как море. Или нет: за ней, сливаясь и гоня волны, спокойно и мощно подходила вторая река. По палубе пробежал мужчина в брезенте.

— Послушайте, здравствуйте, а это там что? — крикнула Варя, размахивая руками.

— Как — что? Волга!.. Давай, давай! — закричал он на грузчиков.

— Значит, Горький уже теперь скоро?

— Эх, да не мешайся ты под ногами! — рассердился мужчина.

С берега к пароходу пробиралась смуглая девочка с частыми косичками. Она несла чёрный противень с жареной рыбой. Варя подумала, распорола подкладку и купила на десять рублей две ладно прожаренные коричневые рыбины.

А к вечеру началось.

Ещё задолго до Казани в пароход набилось столько народу, что Варю затолкали в угол между стеной и скамейками. Женщины с узлами и детьми, пахнущие махоркой мужчины, парни с деревянными сундучками и серыми скатанными одеялами.

Некоторые устроились прямо на полу, на сваленных вещах. Огромный обросший моряк разлёгся на скамейке и громко захрапел. Его попробовали потеснить, он вскочил и заорал что-то диким голосом. Два военных взяли его под руки и увели куда-то. Несколько башкир в полосатых стёганых халатах залезли на скамейку рядом с Варей.

У Вари почему-то после рыбы сразу засосало под ложечкой. Потом стала кружиться голова, а перед глазами всё поплыло, как в тумане. Очень хотелось пить, но воду из железного бачка всю давно вылили в чайники и кружки, а вылезти на палубу Варя побоялась. Она прикорнула к спинке скамейки, сунула под щёку кулак и наконец задремала. И сразу же на неё навалился тяжёлый, чёрный бред…

«Держите её, держите! Это она украла!»

«Да не украла, а убежала. Я вам говорю…»

«Ясно, убежала. Вот и деньги в подкладке, а ещё говорит — готовится в парашютистки».

«Ой, мамочка, волки!»

Серые, чёрные, зелёные камни надо складывать в кучу, а они всё время скатываются вниз. Надо взвалить их на плечи и тащить, как Ганькины мешки с хлебом. И пить хочется…

— Дайте, пожалуйста, пить, дайте пить!..

— На́, девочка, выпей.

Варя открыла глаза. Белая стена, и на лампе — бабочка. А может быть, это листок прилип?..

— Где я?

— Лежи, лежи.

Варя с усилием повернула голову. Если пароход, то почему не качает и нет стука? И где башкиры?

Над головой плакат: «Не пейте сырой воды!», а пониже мелкими буквами: «Остерегайтесь брюшного тифа».

Варя упрямо мотнула головой и села.

— Где это я?

Перед ней на высоком табурете за столом — девушка в белом халате.

— Ты, дорогая, лежи и не разговаривай.

— А пароход?

— Ушёл твой пароход.

— Со мной что-нибудь…

— Лежи, тебе говорят!

Варя легла и отвернулась к стене. Как только девушка куда-то вышла, села опять. Спустив ноги, пальцами потрогала холодный дощатый пол. Ботинки её стояли у стола, платье лежало на табуретке. Губы сохли, и во рту было так, точно она полизала дверную ручку.

Варя встала, натянула платье и, пошатываясь, вышла на середину комнаты. Из окна она увидела гладкую, как стекло, воду, борт жёлтой баржи и какое-то строение. Баржа колыхалась, а может быть, это пол в комнате медленно подымался и опускался… На столике, за которым сидела девушка, лежал раскрытый журнал. Варя заглянула: в разграфлённой странице было аккуратно вписано: «Заболевшая — одна, откуда прибыла — неизвестно, фамилия — неизвестна, итого — одна».

Дверь отворилась, и вошла та девушка в халате. Она взяла Варю за плечо и подтолкнула к койке.

— Не лягу! — сказала Варя. — Не лягу, пока не скажете, где я. У меня что, брюшной тиф?

— Никакой не тиф, а рыбу плохую есть не надо. Куда едешь и откуда?

— Не скажу.

— Это почему же?

— А зачем вы меня с парохода ссадили?

— Дурочка, ты же заболела, не я! Тебе же лучше!

— Нет, не лучше. Мне в Горький надо.

— И доедешь. Поправишься и доедешь.

— Когда?

— Завтра.

Варя покорно и быстро полезла на койку.

— А это здесь что у вас, пристань?

— Не пристань, а комната матери и ребёнка.

— А комната на пристани? Почему она качается?

— На пристани, вот и качается. Спи ты, неуёмная!

— Как называется? Пристань?

— Бахтырская называется. Спи.

Варя высунула голову и прислушалась.

За стенкой говорили двое, наверное с той баржи, их голоса гулко разносились над водой.