Ирена Юргелевич - Чужой

— Нет.

— А я летала, два раза! — Вишенка была в восторге, что у нее есть хоть такое преимущество перед Зенеком. — Один раз во Вроцлав, а потом в Щецин. А что делает твой отец?

— Вода кипит, — заметила Уля.

— Что делает твой отец? — повторила Вишенка.

Она прекрасно поняла, что Уля считает ее поведение бестактным и нарочно хочет переменить разговор, однако отступать не собиралась. Ей-богу, это ведь глупо — вести себя так, как Зенек!

— У моего отца авторемонтная мастерская, — буркнул парень.

— А мой папа инженер! — похвасталась Вишенка, хотя никто ее не спрашивал. — А мама работает в проектном бюро, а сейчас у нее отпуск, и мы вместе с ней приехали в Ольшины. Она никуда со мной не ходит, потому что ей недавно сняли гипс с ноги и велели не утомляться… А знаешь что? Она на минуту задумалась. — Вот ты вчера нам про птиц сказывал, так я думала, ты в деревне живешь.

— Я раньше часто ездил в деревню. К дедушке.

— А теперь больше не ездишь?

— Нет.

— Почему?

Зенек не ответил. Заметно было, что он уже здорово разозлился. Вишенка смекнула, что пора кончать расспросы, и объявила, что сейчас заварит чай.

— Я принесла, — сказала Уля и достала из своей сумочки пачку чая и полукилограммовый пакет сахара.

— Куда столько? — засмеялась Вишенка. — Нам две ложечки на заварку хватит.

Уля и сама знала, что хватило бы двух ложечек… но в магазине столько не продают, а из дому она брать не хотела. Она не сказала об этом даже Вишенке, слишком горько было бы признаться, что у родного отца чувствуешь себя чужой. О том, чтобы взять что-либо без спросу, не могло быть и речи, а попросить еды с собой — добавочный завтрак или полдник, — одна эта мысль была ей противна. Как она вчера мучилась, когда решила взять из домашней аптечки доктора кусок марли, вату и бинт! Но тут уж ничего нельзя было поделать: от грязной повязки могло начаться заражение крови. Кроме того, успокаивала себя Уля, потом можно будет купить все это в Лентове и положить на место. К счастью, у нее было немного денег — тетки перед отъездом дали ей с собой пятьдесят злотых, чтобы не нужно было просить на каждый пустяк у отца. Теперь Уля с благодарностью вспоминала их доброту.

— Все равно, — сказала она, подавая Вишенке пакеты, — пусть останется у нас на складе, может еще пригодиться.

Вишенка заварила чай, разложила на бумаге бутерброды пододвинула их к Зенеку.

— Ешь, колбаска первый сорт.

— Я уже завтракал.

— Чего ты там завтракал? — накинулась на него Вишенка. — Опять принимаешься за вчерашнее?

— Завтракал, — упрямо повторил Зенек. — Юлек мне купил хлеба.

— То хлеб, а то булка с маслом и колбасой! Бери, не то разозлюсь.

— Возьми, — сказала Уля.

Зенек взял наконец и начал есть маленькими кусочками, словно бы неохотно. Дунай, учуяв соблазнительный запах колбасы, встал и, как всегда, замер в ожидании. Вишенка заявила, что сегодня и она хочет попробовать покормить собаку с руки. Она старалась вести себя точно так же, как Уля: положила кусок булки на ладонь и, став на колени, долго и терпеливо манила Дуная к себе. Но он не шел. Страх был сильнее голода.

— Ничего не выйдет. Ладно, пусть Уля ему даст, — сказала наконец Вишенка с некоторым раздражением. Не отдавая себе в этом отчета, она считала естественным, что у нее все и всегда должно получаться лучше, чем у Ули.

К Уле Дунай подошел гораздо скорее, чем вчера, и уже не кидался на хлеб так отчаянно. Однако, когда она во время еды попыталась его погладить, он отскочил назад.

— Рано еще гладить, — сказал Зенек. — Такие животные приручаются не сразу.

Выпив чаю, Вишенка заявила, что ей надоело тут сидеть и что надо пойти искупаться.

— Зенеку ведь нельзя купаться, а я не взяла купальника, — сказала Уля.

— Эх ты, растяпа! — засмеялась Вишенка. — Ну, тогда я поплаваю одна, а вы посидите на берегу.

Уля завернула оставшиеся бутерброды в бумагу и засунула их между ветками шалаша.

Сквозь заросли они вышли на «пляж» — так они называли маленькую полукруглую песчаную отмель, полого спускающуюся к воде.

Вишенка плавала, как дельфин, вода была ее стихией, и она надеялась, что Зенек это заметит. Но ей было немного досадно, что Уля не плывет рядом. Ведь тогда Зенек мог бы увидеть, как велико Вишенкино превосходство.

Впрочем, он, видимо оценил ее подвиги, потому что смотрел на нее не отрываясь. Смотрел так, будто рядом с ним никого не было. Он ни разу не повернулся к Уле, ни разу не сказал ей ни слова.