Ахто Леви - Такой смешной король! Книга вторая - Оккупация

Король такие разговоры, бывало, слышал: сетовали на войну и на время, что сложное очень. Лично Его Величеству война ещё не сделала ничего такого, чтобы он мог напрочь её осудить. Карп, вероятно, погиб — и это его потрясло. Наверное, та рука на дороге всё же принадлежала ему, не может же быть, чтобы были две одинаковые руки на свете… с одинаковыми рисунками (наколками).

Потом замок… Он чисто случайно попал туда вместе с другими людьми в тот день двадцать первого сентября, когда бежал, ошеломлённый трагедией на шоссе. От увиденного в замке ему стало плохо: эти трупы на земле, отвратительная вонь, плачущие женщины, сквернословящие мужчины. Не доходило до сознания, когда на него кричали, прогоняли его… Словно не с ним всё это происходило, вне его собственного мира, внутри которого он находился как под прозрачным колпаком, через который всё видно, но звуки не доносятся…

Потом он провалился во мрак, наверное, была температура, потому что — он об этом знал — когда болеют, всегда бывает температура. Он, конечно, всё видел… Он «там» был! И видел эти помещения, летучих мышей, крыс, луну и ворон, ворон…

Но разве это война? При чём здесь война? Всё, что он увидел, не соответствовало его представлениям о войне. А его представления не с рождением у него образовались, они пришли к нему из книги о Гарибальди, из кинофильма про Чапаева, из рассказов тех, кто воевал в освободительной войне. Олицетворением войны был бронзовый солдат с саблей в руке у магазина игрушек.

Школу временно отложили… благодаря войне. Это уже хорошо. Правда, через несколько дней после прихода солдат в серо-зелёной форме стали поговаривать о том, что в школе красят, что её готовят к открытию, что вскоре она опять станет давать знания.

Какие? Знания — это знания. Если красные объясняют, что белое — это чёрное, а белые — что чёрное есть красное, то всё это тоже знания, хотя и противоречивые, и иногда насквозь лживые. Какого цвета знания будут даваться теперь, о том мог догадаться любой умеющий читать и разбираться в том, о чём писалось в газете.

Газеты опять стали выходить, а в них печататься статьи. Газета — это такая вещь, которая всегда должна печататься, иначе не наступит царствие божие, так считала Ангелочек, не читавшая газет, но находившая их богу угодными, поскольку в них писали о церковных праздниках. Газеты должны всегда печататься, чтобы звениноговские, кангруспиновские, журавлёвские и все остальные мужики на земле могли анализировать происходящее в мире и следить по ним, кто, где и кого ликвидирует, кто от кого и как обороняется, какие захватывает территории, чтобы их освободить, газеты должны быть всегда…

Если бы Король не болел, то увидел бы в «Нашей Земле» портрет человека с усиками — короля германцев. Под ним подпись: «Вождь немецкого государства». Рядом помещался панегирик такого содержания: немецкому народу и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру эстонский народ выражает благодарность за своё освобождение от большевистского ига; он не только на словах, но и трудом хочет выразить благодарность, включившись в дело строительства новой Европы. Из сердец эстонского народа доносится призыв к Адольфу Гитлеру — здоровья и сил ему во имя победы!

Ниже был напечатан Тагесбефел № 1, то есть первый приказ: «Немецким военным командованием я назначен начальником самообороны на островах».

Следовали параграфы приказа нового начальника:

«Обязываю всех офицеров, унтер-офицеров, полицейских, других военнослужащих зарегистрироваться в создаваемых штабах самообороны в городе Журавли на Главной улице в доме № 14. Обязываю граждан сдать оружие. Запрещается всяческая поддержка Красной Армии. Запрещается уничтожение и укрытие оставленного Красной Армией военного снаряжения. Нарушение приказа карается по законам военного времени, включая смертную казнь.

В стороне стояла небольшая заметка: «Завтра, в воскресенье, 28 сентября, в 15.00 состоится очередное захоронение жертв красного террора на кладбище города Журавли».

Позже, когда Король стал реагировать на окружающую его жизнь, он слышал, как взрослые говорили о красном терроре. Он вспоминал картины Калитко, увиденные во дворе замка. Однако эти воспоминания представлялись ему страшным сновидением, в действительности такого быть не могло. Но, затаив дыхание, он прислушивался к разговорам.

Взрослые всегда говорили о чём-нибудь ему неведомом. Это всегда интересно. Когда смешно, когда и страшно. Но и то, о чём говорилось, существовало вне его внутреннего личного королевского мира.