Б. Травен - Поход в Страну Каоба

По мере того как приближался праздник Канделарии, рабочих на монтериях охватывало все большее возбуждение — им казалось, что наступает час исполнения всех их желаний. Лесорубы с монтерий совсем забывают, что, прокутив несколько дней в Хукуцине, они вынуждены искать энганчадора и вновь вербоваться.

Вот почему энганчадоры во время праздников рыщут по кабакам, как голодные волки в поисках заблудшей овцы. Они дают ей пятьдесят песо аванса в счет нового контракта, и заблудшая овца снова пускается во все тяжкие, а затем отправляется в обратный путь на монтерию… На третьи сутки заблудшая овца приходит наконец в сознание и с ужасом понимает, что вела себя, как баран, а на второй день работы в джунглях снова начинает мечтать об усладах и развлечениях, которые ее ждут на празднике в Хукуцине.

Но Селсо не прельщал праздник в Хукуцине. Он уже не был неопытным крестьянским пареньком, не изведавшим жизни и ее радостей. Он видел подобные празднества в маленьком городке Соконуско, где работал на кофейной плантации; он бывал и на пышных праздниках в честь святого Хуана в Чамуле, и на ярмарках в Ховеле, и в Балун-Канане. Праздник Канделарии был для Селсо слишком слабым соблазном, чтобы заставить его забыть все, что он пережил, забыть, как тяжка работа на монтерии и ради чего он за нее взялся.

В то время как большинство парней в джунглях мечтали об удовольствиях на празднике в Хукуцине и все время думали о том, как они вознаградят себя сторицей за все лишения, испытанные в течение года, а чаще всего — многих лет, Селсо думал о своей девушке и о своих пятнадцати еще не родившихся детях. Все два года работы на монтерии он думал только о пугливом и ласковом взгляде своей невесты, которым она подарила его украдкой, и о сдержанной сердечности ее отца. Только об этом и вспоминал Селсо, когда укладывался ночью на свою циновку. И тогда веселый праздник Канделарии казался ему всего лишь ярко размалеванным воздушным шариком. Хотя он и выглядит красиво, к вечеру он все равно лопнет и попадет в мусорную яму.

Начальник отряда, в котором работал Селсо, сообщил управляющему монтерии, что Селсо, видимо, не собирается возвращаться назад, но что монтерия никак не может потерять такого ценного работника. В ответ на это управляющий послал письмо дону Габриэлю, вербовщику, который направлялся в Хукуцин к празднику Канделарии, чтобы сопровождать на монтерию большую партию завербованных.

В письме содержался ряд указаний относительно тех пеонов, которых монтерия не хотела отпустить. Про Селсо там было сказано следующее: «И вот еще что, дон Габриэль: один из наших парней, по имени Селсо, уроженец Икстаколкоты, забрал в конторе весь свой заработок и, как я полагаю, возвращаться на монтерию не намерен. Он отличный лесоруб, и мы не хотим потерять его. Если вы завербуете его снова, я дам вам пятьдесят песо сверх обычных комиссионных. Селсо придет в Хукуцин с партией наших рабочих, вы его легко там найдете».

За лишние пятьдесят песо дон Габриэль сумел бы вырыть из могилы мертвеца, воскресить его и завербовать. Разыскать индейского парня и отправить его на монтерию куда легче. Энганчадору было наплевать на планы этого чамулы. Быть может, тот спешил проведать умирающую мать, или справить свадьбу, или просто его мучила тоска по родному дому — какое дело дону Габриэлю до всего этого?

Дон Габриэль, к сожалению, не намерен принимать в расчет, что у Селсо есть своя собственная жизнь и что он хочет ее прожить по своему разумению. Возможно, у Селсо на иждивении старая мать или жена с детьми. Это вполне вероятно. Но у дона Габриэля тоже есть жена, и не исключено, что когда-нибудь ему придется содержать и свою мать. Поэтому он не может считаться с чувствами других людей и уж меньше всего — с чувствами индейца, который не имеет никакого права на переживания — ведь он не ладино!

В тот самый день, когда письмо управляющего монтерией прибыло в Хукуцин, койоты — агенты дона Габбриэля — обнаружили Селсо в толпе лесорубов, прибывших на праздник, и с этого момента уже не выпускали Селсо из поля зрения.

Койоты следили за ним неотступно и были весьма разочарованы, обнаружив, что он не пьет агуардиенте. Нельзя сказать, что Селсо вообще не брал водки в рот — напротив, но у него хватало выдержки пить, только когда он считал это уместным, и не пить, если ему казалось, что лучше остаться трезвым. За два года пребывания на монтерии Селсо наслушался рассказов об энганчадорах, о койотах и о том, какими средствами они пользуются, вербуя индейцев. И Селсо ни за что не пригубил бы в Хукуцине агуардиенте, даже если бы его угостили.