Владимир Разумневич - Лето на колёсах [Повести]

Я хотел было назвать себя, но вовремя спохватился: у меня волосы на макушке ёжиком торчат!

Сеня Куликов тоже чистосердечно признался:

— Нос у меня больно длинный. Не гожусь.

— Нос — ерунда, — серьёзно сказал Володя Курбатов. — У тебя, Сенька, мускулы жидкие. Красивый человек не может быть рахитиком.

— Мускулы не главное, — возразил Сенька. — Главное, чтобы мозги работали.

— Тогда ты тем более не красавец. В шахматы каждый раз продуваешься. Какие же у тебя мозги?!

— Сенька ещё лягушек боится, — подсказал я. — Тоже мне красавец!

— Сам не лучше, — обиделся на меня Сенька. — На сквозняке не можешь сидеть — чихаешь, как верблюд.

Мы до хрипоты спорили о достоинствах каждого из нас. Одного сочли слишком болтливым, у другого — болячки на лице, у третьего — в дневнике двойки да тройки, у четвёртого — лоб очень низкий… Так и не нашли мы настоящего красавца!..

Письмо осталось нераспечатанным. Но что поделаешь — справедливость прежде всего!

Наш староста класса печально вздохнул, положил письмо на подоконник и дал один час на размышления.

— Пусть каждый ещё раз подумает о своей красоте. Кто почувствует, что в нём красоты больше, чем безобразия, тому и письмо в руки.

Весь следующий урок мы сидели задумчивые. Вдруг Петя Кулёмин, чему-то обрадовавшись, толкнул меня и бок:

— Посмотри, Воробей, мне в глаза.

Я посмотрел и ничего не увидел.

— Ты как следует посмотри. У меня глаза красивые. Правда?.

— Скажешь тоже! Глаза у тебя, как у совы. Круглые.

— Зато нос как у моей бабки. Мама сказала, что бабка в молодости красавицей была.

— То бабка. У тебя должна быть своя красота, мужская. Понятно?

— А волосы? Знаешь, какие у меня волосы — с кудряшками! Только жаль, летом отец их машинкой состригает.

— Тебя бритвой надо скоблить. Подчистую! С кудряшками ты на барана похож.

— Я же сейчас без волос. Значит, на барана не похож. Я и есть самый красивый!

В перерыв Петя первым шагнул к подоконнику. Другие ребята ещё из-за парт не встали, а он тут как тут. Схватил письмо — и в коридор. Мы за ним:

— Верни, Петька, письмо! Не то на орехи заработаешь!

А он и слушать не захотел. Тут же распечатал конверт, пробежал глазами по строчкам, презрительно хмыкнул и швырнул письмо.

Мы подняли письмо с пола и прочитали его вслух:

«Здравствуй, зазнайка!

Много на свете я видела разных хвастунишек, но таких, как ты, не встречала.

Красив не тот человек, который сам говорит об этом, а которого люди признают красивым.

Не думай много о себе и не задирай нос выше неба.

С приветом!»

P. S. Я почему-то уверена, что за это письмо ухватишься ты, Петя Кулёмин. Неужели ошиблась?

Когда мы с Петей проходили мимо клуба, то увидели грузовую машину, у которой над кузовом возвышался огромный брезентовый шатёр.

На брезенте был нарисован кривоногий и красноносый клоун. Он смеялся во весь рот и плясал над разноцветными буквами ЦИРК. Буквы подражали клоуну — плясали вкривь и вкось.

— Я однажды вот с таким же наклоном диктант писал — и кол словил. Несправедливо, — сказал Петя. — Хорошо, когда буквы пляшут. Обхохочешься. — И Петя засмеялся: — Ха-ха-ха…

— Смешинка напала? — спросил я. — В цирке потому буквы кувыркаются, что там медведи и люди пляшут. В классе плясать запрещено. Вот нас и заставляют писать по линейке.

— Ты мне зубы не заговаривай. Много понимаешь! В цирке вовсе не пляшут. Там прыгают до потолка и выше. А ещё женщин пополам перепиливают. Я книжку про волшебника Кио читал.

— Интересно бы посмотреть!

— Пойдём и посмотрим. Сегодня вместо кино — цирк. Уже билеты продают.

Цирк нам обоим понравился. Особенно фокусник, Людей он, правда, не пилил. Зато проглатывал, как галушки, белые шарики, затем ловко вынимал их из ушей и даже из носа.

— Я получше фокус знаю, — похвастался Петя. — Обалдеешь!

В школу утром Петя пришёл с решетом — тайком стащил у матери. В решете лежали белые конверты. В конвертах — чистые бумажки.

— Уважаемая публика! — обратился Петя к ребятам. — Перед вами чудо-решето. Оно помогает мне читать чужие мысли. На чистой бумажке напишите свою мысль, если она у вас есть, и запечатайте в конверт. А я, не распечатывая, отгадаю.

— Вот ляпнул! — зашумели ребята. — Врёт и не краснеет. Как Мюнхгаузен.