Славка Поберова - Жирафка

Отец удивился.

— А что, разве она когда-нибудь проживала по этому адресу?

Подала голос наша Милуш.

— Ты знаешь, Бара наотрез отказалась ходить со мной на тренировки. Она хочет только с дедушкой. Чем это ты ее так приворожил? — ядовито осведомилась она. Потом обратилась ко мне: — И тебя очень хочет видеть. Она просила разыскать ее на Страговском стадионе. Даже план нарисовала, как ее найти.

Этого только не хватало! Мало того, что я Жирафка, мало того, что не участвую в спартакиаде. Значит, как только я избавлюсь от своих подопечных, меня снова пошлют на стадион?

Не познакомить ли Еву с папой? Пожалуй, рановато.

Тут пришел Любош с малышом.

— Вот глядите: наивысшее достижение моей жизни!

Интересная у тебя служба, Любош. Ты дома чаще, чем в казарме, — заметил папа. — Дай сюда! — С этими словами он вырвал из рук Милуш полотняные штаны, которые она зашивала. В них он ходил на тренировки и, естественно, порвал. — Хватит, сколько можно шить, и так сойдет: они еще годятся, чтобы лазить под машину или работать в саду.

Любош рассказывал:

— Мне удалось узнать, где занимаются младшие группы, но какой-то распорядитель не захотел меня туда и близко подпустить. Такой упрямый осел! Мне даже слезу пришлось пустить, что я год не видел собственное дитя.

— Бару тоже тянет туда, — ответил папа. — Стоит мне пригрозить, что мы не поедем на этот шабаш ведьм, она все готова сделать, даже в комнате у себя убрать.

— Надо же, — удивилась Милуш, — а мне и в голову не приходило. То-то я никак не могу понять, как тебе удается добиться от нее абсолютного послушания.

Никто больше не обращал на меня внимания, и я ушла. При первой возможности я стала разыскивать маму на стадионе.

— Геленка! — заметила меня мама и бросилась мне на шею.

В глазах ее стояли слезы.

С какой бы это стати она плакала? Оказывается, от восторга, что спартакиада в полном разгаре, и у мамы душевный подъем. Теперь главное — держаться, не проговориться о моих спортсменках. Надо справиться, раз уж я даже с нашей Милуш заключила перемирие!

Мама предложила:

— Пойдем где-нибудь посидим, я с утра ничего не ела и умираю от жажды!

Все оборачивается намного лучше, чем я ожидала. Достаточно только взглянуть на маму, и сразу станет ясно, как она закрутилась (она даже похудела, и это ей очень идет). Понятно, она нарочно сказала, что хочет есть, чтобы посидеть со мной. Это надо ценить, и я так обрадовалась, что она ради меня забыла о своих любимых занятиях, что пренебрегла всякими тактическими ухищрениями: как только нам принесли ветчину и сок, я все ей выпалила.

Она слушала очень внимательно и долго молчала. Она продолжала молчать и тогда, когда к ей выложила все до конца, и смотрела мне прямо в глаза. Это было даже неприятно.

— А тебе не кажется, что Ева взрослая для удочерения? — спросила она наконец.

— Ни о каком удочерении речи нет, у нее есть мать. И отец у нее есть, только из-за матери она с ним не видится. Я не очень во всем этом разбираюсь и знаю об их отношениях только со слов Марии. Когда пани Моравкова бывает дома, Мария часто ходит к ней. А еще к нам приходила Женщина — инспектор опекунского совета — ясно, что из-за Евы.

— Как же Мария тебе не объяснила, что нужно для этого сделать? Я даже удивляюсь.

— Но я с ней не говорила, я хотела раньше посоветоваться с тобой.

— Со мной? Странно.

И мама снова посмотрела на меня долгим, непонятным взглядом.

Потом выпила полный стакан сока, облокотилась о стол и спросила:

— А что скажет Мила?

— Я сама боюсь, — призналась я. — Ты лее знаешь ее.

— Да, — сказала мама. — Похоже, я знаю, что она ответит.

Конечно, известно, что скажет Мила.

— Вот новость! Первый раз в жизни Жирафка придумала что-то путное.

— Еще чего! — не удержалась я.

— Опять ссорятся! — засмеялась мама.

Она полулежала в кресле, задрав ноги на стол. На голове — холодное мокрое полотенце. Все это ей очень шло.

— А я-то думал, что ты наконец выросла, — проговорил папа.

— Тебе мало, ты хочешь, чтобы я еще подросла?

— Папа имел в виду не твой рост, а твою зрелость, — сухо и ядовито прокомментировала Милуш.

— И что Ева подумает о нас? — прошептала мама. Чтобы ее обнять, мне пришлось опуститься на колени. Мама спрятала лицо у меня в волосах.

— Ты только подробно узнай, что надо сделать. Не помешает ли, что мы живем в разных городах? А ты хочешь вернуться? Я боюсь, что не хочешь. Ну ладно. Как только кончится этот сумасшедший дом, я позвоню Марий. Наверное, она в курсе дела. Еве пока ничего не говори, потому что неизвестно, получится ли. Однако я думаю, что в ее возрасте главное не проблемы, связанные с органами опеки, а совсем другое.