Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила

Роже взглянул на большие уличные часы: до старта оставалось сорок пять минут. А он все не решался сказать, что ему пора, — боялся обидеть парня.

Об этом тяжелом ощущении Крокодил вспоминал в начале этапа несколько раз.

Сегодня «поезд» работал дружно, и было похоже, что вряд ли кому удастся легко уйти в отрыв. Возможно, дисквалификация швейцарцев придала гонке особый острый привкус. Возможно, сказалось время — пошел уже девятый этап.

Пожалуй, больше всех сожалел, что в гонке нельзя взять тайм-аут, Мишель. Смешное, до трагичности, положение — геморрой. Платнер, посоветовавшись с врачом, настаивал на нелепейшем, со спортивной точки зрения, решении — сойти.

«Это рок, — говорил Оскар, — и против судьбы не попрешь!»

Мишель понимал безвыходность сложившегося положения. Понять нетрудно! Гораздо труднее смириться с тем, что все усилия, затраченные на подготовку, усилия, затраченные уже в самой гонке, пропали впустую. Это и обидно и горько. А идти вперед — значит поливать бесконечную ленту шоссе собственной кровью. Тем не менее Мишель твердо решил рискнуть.

До старта постарались принять кое-какие меры. Роже отдал Мишелю единственный оставшийся у него замшевый тампон и внимательно присматривал за товарищем на первых милях пути.

Вначале Мишель держался молодцом, и Крокодил успокоился. Но, увидев, как по ноге Мишеля поползла кровавая полоса, размываемая потоками пота, немедленно перебрался к нему поближе. Мишель шел бледный, широко открыв рот, будто задыхался, темные глазницы провалились.

— Плохо? — бросил Роже.

— Да, — чистосердечно признался Мишель.

Несколько секунд они катились рядом. Крокодил видел, как трудно Мишелю держать даже такую низкую скорость. Роже мучительно искал слова, способные убедить Мишеля в разумности самого неприятного решения и в то же время не обидеть.

— Мишель, — Роже положил руку на руль товарища, — ты теряешь слишком много крови… Нам будет очень трудно без тебя. Но это не последняя гонка.

— Я понял, — услало улыбнулся Мишель.-Пожалуй, мне все равно до финиша не дотянуть.

Он не хотел признаваться, что уже несколько раз цветастое марево застилало глаза и однажды он чуть не сел колесом на чужую педаль. Признаваться в собственной слабости всегда неприятно.

Роже потрепал Мишеля по голове потной перчаткой, и от этого жеста шапочка сползла на глаза. Мишель сдернул ее резким движением и замахал ею над головой.

Крокодил не оглядывался. Он знал и без того, что происходит сейчас сзади: с трудом разогнувшись, Мишель тихо катится по обочине и только теперь беспрестанно рассматривает окрашенные кровью ноги. И ощущает неприятно хлюпающую в туфлях жидкость, Сзади на него накатывается амбулатория и французская «техничка» — единственная машина во всем караване, в которой до конца понимают, что происходит с этим славным французским парнем.

«Еще одна горькая байка для Цинцы. Она и так знает их тысячу. Теперь будет тысяча и одна. Ну что ж, Мишель, мы как на войне: рядом падают товарищи, и счастье, если не упал сам. Рочера сняли… Ты сошел… Не раз и я был близок к поражению.

Та чудовищная испанская гонка в крутолобых и жарких Пиренеях… На меня обрушилась лавина неприятностей. На первом этапе засиделся на финише, на втором — прокололся, на следующем — попал в завал, на четвертом — в еще более серьезный завал и поранил колено, на пятом и шестом — прокалывался, на десятом тоже, и, наконец, на последнем этапе отказал переключатель, и я тридцать миль шел по горам почти на одной передаче. В той гонке у меня было проблем едва ли не больше, чем за всю мою предыдущую жизнь профессионального гонщика. Между прочим, на финише оказался тринадцатым!… Странное дело, — подумал вдруг Роже. — Все люди как люди. Вспоминают обычно о победах, а мне почему-то в голову лезут воспоминания о неудачах. Это, может, и поучительнее, но куда неприятнее…» Роже выбрался в головку «поезда» одновременно с догнавшей «техничкой».

— Мишеля отправили в госпиталь! — встревоженно прокричал Оскар. — Он потерял слишком много крови… Слишком много!… Я говорил: не надо было стартовать!

— Мишель держался молодцом, — ответил Роже. — Никому не хочется упускать даже единственный шанс. Сам знаешь.

— Как будете без Мишеля?

— Думаю, Эдмонд и Гастон — достаточная поддержка.

— Не рвись сегодня. Поберегись!…

«Где уж рваться! Только на первой половине этапа казалось, что сегодня катиться легко. Старт всегда легкий, а финиш тяжелее танталовых мук. Да еще эта велосипедистка душу помотала». Роже с гадливостью вспомнил о своих вчерашних похождениях.