Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила

Гонка под конвоем телекамер хуже всякой средневековой инквизиции. Ты словно на дыбе: терпи, хоть и больно. Многие репортеры, поприсутствовав на старте, укатывают на финиш смотреть гонку на голубом экране. Только фанатики типа Цинцы словно безумные носятся по трассе, не довольствуясь последними милями, которые показываются телевидением полностью.

Роже старался не обращать внимания на суету телевизионных мальчиков. Цинцы объясняла, что кроме пяти постоянных камер на финише четыре установлены на автомобилях и мотоциклах. Вот как эта, на машине, в которой сидит Цинцы. Камера стоит на крыше, подобно тяжелому пулемету на башне танка. И парень, высунувшийся по пояс из люка в крыше, корректирует огонь. Две специальные камеры слежения с мониторной записью строчат беспрерывно, готовые в любую минуту доказать, кто прав, кто виноват.

«Люди скоро вообще перестанут ходить на гонку. Рядовой болельщик включает телевизор на треть часа, смотрит последний спринт, слушает, как бахвалится победитель и оправдывается побежденный,-и доволен. Мы скоро отвыкнем от зрительских криков, только стрекот телекамер будет аккомпанировать гонке».

— Как едется, Роже?! — прокричала Цинцы. — Тебя можно снимать или откатишься назад?

— А что посоветуешь, Ваша женственность? Цинцы, как всегда, смотрела в корень.

— Впереди еще много километров!

— И я об этом!

— Ты серьезно решился на уход? Похоже, «поезд» не верит. Ребята тоже! — Она кивнула на операторов. — Стоит ли им тратить пленку?

— Стоит тратить! — твердо сказал Роже. И только в ту минуту осознал, что теперь для него нет иного выбора, как идти вперед. Вот так зачастую приходит скороспелое решение, отнявшее бы в ином случае немало сил и времени.

«Мы так легкомысленны в вопросах, где нужна обстоятельность! И расплачиваемся за это кровью…»

— Умница! Я им говорила!…— Цинцы кричала так, что было слышно не только Роже, но, очевидно, и на дальних зеленеющих полях. Голос Цинцы постоянно сопровождал Крокодила в этой гонке, и Роже было приятно его слышать. — Ты не устал? — Цинцы почти положила микрофон на плечо Роже. — Сможешь атаковать, если «поезд» попробует тебя достать?

«Щедрая Цинцы! Она готова помогать кому угодно. И какого дьявола ей нужно записывать это интервью для телевидения?! Неужели она и впрямь верит, что я смогу взять этап в столь долгом отрыве? Воистину оптимистка!»

— Если бы не мог атаковать — спокойно дремал в «поезде». Выбор сделан.-. Роже решил похорохориться. — Я выиграю этап в одиночку. Чтобы не думали, будто Крокодил носит теперь другую кличку…

В такие минуты Роже собирался, понимая, что каждое слово, столь естественное сейчас, после неудачного финиша может сделать его посмешищем. Сколько раз из уст гонщиков вылетали слова задолго до того, как их следовало произносить!

Лихую игру ввел на телевидении все тот же де Брюн. Он накладывал звуковую запись на совершенно не соответствовавшую ей видеоленту. Крокодил смеялся от души, глядя на такие юморески. Естественно, когда он не был их печальным героем. Роже помнил, как де Брюн спросил у Форментора, может ли сегодня атаковать Дюваллон. Тот ответил, что исключено — Крокодил устал. Именно в ту минуту Роже ушел от «поезда» и выиграл с отрывом в шесть минут.

Цинцы задала еще несколько вопросов. Камера щедро стрекотала, подтверждая зрителю достоверность взятого интервью.

— Роже, будь умницей! Мы поедем с тобой!

— А где Оскар?

— У него проблемы в хвосте гонки. Подряд два прокола. И оба у Эдмонда. Но радио сообщает, что вместе с Гастоном они уже догоняют «поезд».

— Если доберется до «поезда», пусть не задерживается и едет ко мне. Я решил пройти сегодня в полную силу… — Ветер не пугает?

— Пугает. Но со страху лучше катится!

— Удачи тебе, Роже! — Цинцы послала воздушный поцелуй, и «феррари» отвалился назад.

Роже играючи взял первый прим, пройдя по голому, скучному склону с одним довольно крутым «лбом». На промежуточном финише зрителей не было: только официальные лица да несколько машин с гостями. Подогревая себе виски, они приветствовали Крокодила громкими разноголосыми криками.

Это выглядело издевательством, хотя в основе приветствий лежали и добрые побуждения. Издевательство поднимать бокал на глазах человека, качающегося от усталости в седле. Но так уж заведено: каждому — свое.

«Одно удовольствие смотреть на зад директорской машины и воображать себя королем Фаруком: почетный эскорт с сиренами и прожекторами! А впереди еще пятерка полицейских мотоциклов с рыжим капралом во главе да машина информации, на каждом перекрестке выкрикивающая динамиками: „Идет лидер Роже Дюваллон!“ Персональный комиссар за спиной! Король Фарук — и только!