Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила

Роже был очень горд, обзаведясь личным врачом. Медицинские термины и обаятельность Джиани Докато, экспрессивного итальянца, проживавшего в Монако, буквально ослепили Роже. Он не делал и шага без его совета. Еще бы, Джиани был специалистом по мускульной биохимии и открывателем закона зубчатого взаимодействия мышц. Роже абсолютно ничего не понимал в биохимии, но Джиани клялся, что сделает его величайшим гонщиком, всех времен.

«В век двадцатый нельзя жить, как жили наши пещерные предки, — говорил он. — Науку следует использовать во всю ее мощь».

Джиани высчитал, что ему, Роже, хватит трех-четырех часов сна в сутки. Долгий сон лишь расслабляет его, и теряется природная резкость. Реакцию организма Джиани проверял на каком-то сложном дозаторе, им самим изобретенном и заказанном на деньги, естественно извлеченные из кармана Крокодила. Он ввел в рацион Роже овощную диету, что по его мнению, способствует длительной напряженной работе на пределе. Профессор любил повторять мудрое арабское изречение: «Здоровье — единица, любовь — ноль, слава — ноль, деньги — ноль. Поставьте единицу перед нолями — и вы богатый человек, уберите единицу — и все равно нулю!»

Джиани стал фактически руководить командой, в которой Роже был лидером. Возник конфликт с менеджером. Роже готов был уже порвать с командой, заплатив неустойку, но тут со свойственной, ей энергией в дело вмешалась всезнающая Цинцы. Она со скандалом собрала консилиум врачей, на который Роже явился с большой неохотой, и провела медицинское обследование. Оказалось, что он не только не стал сильнее, но, наоборот, был на грани нервного и физического истощения. Все решило письменное заключение: стимулятор, подсунутый Роже какой-то итальянской фирмой через доктора, оказался нейтральным порошком. Крокодил порвал с доктором, но подозрительность к врачам, с одной стороны, и к собственному здоровью, с другой, осталась и по сей день.

Потягивая воду, Роже внимательно разглядывал Иисуса-бармена и что-то мучительно вспоминал. Иисус тоже временами пристально смотрел на него. Если Роже не валился с ног после трудного этапа, он легко вспоминал даже незначительные детали. Это было его бедой. Он помнил слишком многое.

Крокодила называли самым интеллектуальным парнем из всех сидящих в седле. Это и льстило Роже, и огорчало. Он-то знал, во что обходится интеллектуализм. Цинцы точно сформулировала давно глодавшую его мысль: «Чем выше интеллект, тем ниже болевой предел». Коллеги Крокодила зачастую легко проходили там, где он прорывался буквально харкая кровью. И все, потому, что умом и сердцем переживал будущие события во всей полноте, задолго до момента свершения. Опасности, которые в действительности легко миновал, он преодолевал их в душе с полной отдачей сил. И страх, нет, не страх, а скорее понимание того, что ждет, делали его не сильнее, а, наоборот, слабее. Такова, быть может, парадоксальность интеллектуальной спортивной натуры. Цинцы уверяла, что это касается не только велоспорта.

— Послушайте, — Роже обратился к бармену, — мне кажется, я видел вас в Париже. Не вы работали в баре на бульваре Капуцинов напротив «Олимпии»?

Бармен залился краской, и его библейская бородка задергалась от волнения.

— Теперь и я вас узнал, месье Дюваллон.-Бармен бросил протирать посуду и подошел к Роже, перекинув полотенце через плечо.

— Частенько к вам заглядывал, — мечтательно сказал Роже, — был такой милый, уютный бар. И вы нисколько не изменились.

— У вас поразительная память, месье Дюваллон. То, что я вас помню, — естественно! Вас знает весь мир. Но помнить меня…

— О, пустое! — Роже махнул рукой.-Мне приятно встретить знакомое лицо именно сегодня и именно здесь. Кстати, а чем объяснить перемену? — Роже сделал неопределенный жест, показывая на окружающее.

Бармен пожал худыми плечами, на которых мешком висел белоснежный смокинг из дешевой рогожки, и весело сказал:

— Осложнение в семье…— Он, видно, не хотел развивать эту тему дальше. — Пришлось свернуть дело. Уехал сюда, в Квебек. Все-таки французская культура, язык… А деньги почти американские…

— Скучаете по Парижу?

— Да. Очень! Но куда денешься? А вы отдыхаете здесь?

— Работаю. Идет «Молочная гонка».

— Да? Не слышал. Впрочем, я не читаю газет, а телевизор поставить в баре, сами видите, негде. У меня есть проект загнать его вон туда, в проем над дверью. Но надо ставить специальную балку. Впрочем… Простите, вам это неинтересно…