Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила

Снова упал флаг. Но теперь уже для французов. Выбравшись вперед, Роже сразу же начал наращивать скорость. Это было не совсем правильно. И Эдмонд сразу же окликнул:

— Эй, погоди, дай хоть разогреться!

— За, работой и разогреешься, — зло буркнул Роже, сам толком не понимая, почему злится. Присутствие на старте Жаки и Мадлен еще больше бы испортило настроение.

Вытянувшись в струну, команда начала работу. Пройдя в полную силу во главе струны, гонщики поочередно откатывались в хвост отсидеться.

«А мы в худшем положении, чем другие, — подумал Крокодил, как бы со стороны взглянув на укороченную струну французской команды. — Вот когда скажется отсутствие Мишеля. Мы должны будем отрабатывать еще и за него».

Первые тревожные признаки появились на пятнадцатой миле, когда, во время смены Гастон чуть не отвалился от колеса послед него. Последним был Роже. Вскрикнув от неожиданности, он чуть— чуть сбавил скорость и разорвал струну, чтобы подхватить Гастона. Крокодил едва успел вернуться в строй, как спереди вывалился очередной ведущий.

— Что с тобой?! — крикнул Крокодил, оглянувшись на Гастона. Тот молчал. Да и спрашивать, в общем-то, не следовало — достаточно было взглянуть на бледное, отливавшее синевой лицо Гастона, чтобы понять — скоростная гонка уже не для него.

«Черт возьми! Как сдали ребята!…— Роже тряхнул головой, пытаясь освежить этим жестом воспаленное лицо. — Уже двадцать миль не выдерживают! Может, сбавить? А то лопнем как мыльный пузырь!»

При следующей смене Гастон вывалился еще дальше, но Роже все-таки вновь удалось его подхватить. Теперь уже не так удачно.

Отвалившийся спереди Эдмонд истошно завопил, увидев разрыв в хвосте. Первой тройке или надо было останавливаться, или команда разваливалась на две группы. И то и другое означало, что невидимый враг — время — побеждает легко и бесповоротно.

Зачет шел по первым трем гонщикам. Но троим не удержаться в заданном темпе с такой скоростью до самого финиша.

Роже не заметил, как, рядом выросла «техничка»; он только услышал злой голос Оскара:

— Бросайте Гастона!

Оскар кричал, понимая, что этим отнимает у Гастона последние силы.

Так и случилось. При следующей смене Гастон отлетел сразу же метров на десять. Когда Роже оглянулся, тот медленно, словно в кадрах замедленной съемки, таял вдали. Потом «техничка» беспощадным маневром обогнула его, закрыла от глаз, напрочь вычеркнув из игры и бросив на произвол судьбы. Случись прокол — Гастон доберется до финиша лишь после того, как придет общая, похожая на катафалк грузовая «техничка»…

Итак, их осталось четверо. И еще четыре мили ходу…

«Если на каждой миле будем терять по человеку, то до финиша никто и не доберется», — безразлично подумал Роже.

Жестокость, с которой Оскар расправился с Гастоном, как ни странно, оставила обычно эмоционального Роже безучастным.

«Скотство», — только и прошептал он, совсем не будучи уверен, что это бранное слово относится к Оскару. Скорее оно было просто брошено в мир.

Лишь на мгновение Крокодил представил себе искаженное мукой лицо Гастона — сквозь маску боли не пробилось и тени оскорбленности словами Оскара. Чувствовалось, что Гастон продолжает работать за пределами допустимого лимита. Он сражался, потому что существовал. И существовал лишь потому, что сражался.

Потом Роже забыл o Гастоне и обо всем, что происходило вокруг. Он жил только скоростью и собственной болью. В минуту наивысшего напряжения, когда Крокодилу показалось, что вот-вот его постигнет участь Гастона, откуда-то сбоку вынырнул автомобиль прессы. Цинцы что-то кричала, Роже не слышал — только видел длинную трубу телеобъектива.

— Хотите, чтобы я улыбался или был серьезным?! — захлебываясь встречным ветром, прокричал Крокодил.

В машине засмеялись. И со смехом отхлынула усталость. Но ненадолго — сразу же пришла новая беда: прокололся Нестор. Пришлось его ждать. Пока Оскар и Жаки меняли колесо на машине Нестора, Крокодил подумал о нем: «Везет! Для него — несколько минут передышки. А тут специально проколоться захочешь — и поганой стекляшки на дороге не найдешь! Когда не надо — все гвозди в трубку лезут!»

Дурные предзнаменования не оправдались. Эдмонд, оказавшийся слабейшим из четверки, выдержал. Поборол себя. И когда они, подстегнутые криком Оскара «пошли!», еще яростнее ринулись вперед, словно только что стартовали, Эдмонд усидел в зачетной тройке.

От скоростной работы вытошнило Жан-Клода. Обливаясь блевотиной, ухватившись рукой за живот, с выпученными глазами, Жан-Клод прямо из головки струны скатился к обочине. Оставшиеся замолотили ногами, уже не думая ни о тактике, ни о технике. Они представляли собой три обычных автомата, смонтированных в одну конвейерную линию.