Илья Дворкин: Бурное лето Пашки Рукавишникова

Посреди доски был момент, когда Пашке показалось, что он падает. Доска ходила ходуном, ноги дрожали. Пашка стоял, извиваясь всем телом, как змея перед дудкой факира, балансировал.

Козлёнок проснулся и удивлённо сказал:

— Ме-е-е?!

Но тут Джамал перегнулся через борт, вцепился в протянутую Пашкину руку и втащил его на баржу.

Они постояли минуту, тяжело дыша, приходя в себя.

Потом тихо засмеялись и швырнули доску в воду.

Плеск был такой громоподобный, что мальчишкам показалось, будто враз проснулась вся река.

Ребята застыли, ожидая криков, шума встревоженных людей, но всё было тихо, и они успокоились. Доску подхватило течением и унесло. Следы вторжения были уничтожены.

Спать ни Пашка, ни Джамал не собирались, но они вполне допускали мысль, что перед отходом баржи могут проверить — нет ли зайцев, особенно после того их глупого разговора с подозрительным речником.

Теперь они ругали себя за неосторожность, но делать было нечего, ничего уж не изменишь. Надо прятаться.

— Вот удивятся, если найдут, — прошептал Пашка, — будут искать зайца, а найдут двух, да ещё с козлёнком — целый зверинец.

Джамал улыбнулся, блеснули в темноте белые зубы. Ещё надо было решить, на какой барже обосноваться.

Они ведь слышали, что одну из них отцепят в Кайманачке. Какую?

Мальчишки решили, что ту самую, на которой они находятся, — она ближе к берегу. Да и не хотелось им лазать в этой чернильной темноте по баржам, ничего не стоило свалиться или наткнуться на кого-нибудь.

Расположились на корме. Между двумя штабелями досок нашлось укромное местечко, закрытое с трех сторон. Место было уютное, как маленькая комната. И пахло там замечательно будто в сосновом бору в жаркий день — смолой, свежим чистым деревом и даже немножко грибами.

Они только-только устроились, улеглись на тёплую палубу, как послышались приглушённые голоса, мягко зарокотал вдалеке двигатель — ожил буксир, запряжённый в связанные баржи, как конь в телегу.

Прошло ещё несколько минут, и баржу резко дёрнуло. Так дёрнуло, что Пашка свалился на Джамала и чуть не придавил козлика.

Потом дёрнуло ещё раз, ещё, и наконец мальчишки почувствовали, что плывут.

— Ура! — шёпотом закричал Пашка.

— Ура! — ответил Джамал и толкнул Пашку в бок.

Козлёнку это не понравилось, он боднул Джамала в коленку и строго предупредил:

— Ме-е! Ме-е-е-е!

— Ишь ты! Гляди-ка — защитник, — удивился Джамал. А Пашка схватил козлёнка и чмокнул его в прохладный нос.

Они ещё немножко повозились, пошептались и вскоре притихли. У них был тяжёлый, полный событий и приключений день. Они очень устали, и немудрено, что, привалившись друг к другу, угревшись в своём уютном закутке, мальчишки уснули.

Пашка пытался сопротивляться сну, он таращился в темноту, тёр кулаками глаза, тряс головой, но наконец и он не выдержал, зарылся лицом в пушистый бок козлёнка и уснул.

Когда Пашка проснулся, он в первые минуты ничего не мог понять — какие-то доски, козлёнок; вздрагивающий под ладонью, как живой, пол.

Но вот сон отлетел окончательно, память стремительно возвратилась, и Пашка с ужасом увидел, что солнце уже высоко, а баржа всё плывёт и плывёт.

Уже всё поняв, обо всём догадавшись, но где-то в глубине души надеясь ещё на чудо, Пашка вскарабкался на штабель досок, и эта призрачная, последняя надежда рухнула — одной баржи не было. Той самой, что была с другого края.

И значит, Кайманачка осталась далеко позади, а они плывут в какую-то неведомую Сосниху, про которую речник сказал: «Потащим аж в Сосниху». Аж! Это значит к чёрту на кулички.

— О-о! Идиоты! Засони проклятые, потерпеть не могли, развалились дрыхнуть! — Пашка стукал себя кулаками по голове и ругался.

Джамал, сидя на палубе, мрачно наблюдал за ним.

— Зачем крик? Зачем… как её… истерика? — спросил он.

— Затем! — заорал Пашка. — Проспали Кайманачку! В Сосниху плывём, понял!

— Давай утопимся?

— Зачем? — удивился Пашка.

— Ну как же — такое горе. Ой, ой! Что делать — только топиться осталось!

Джамал говорил очень серьёзно, и Пашка не выдержал — улыбнулся.

— Обидно же! — сказал он.

— А кто говорит нет, — Джамал пожал плечами. — А ты как думаешь? — спросил он у козлёнка.

— Ме-е, — сказал козлёнок печально.

— Видишь? Ему тоже обидно.

Пашка ещё больше заулыбался и снова стал прежним Пашкой — человеком весёлым и неунывающим.