Константин Сергиенко - Дом на горе

— Здравствуйте, — почему-то пробормотал я.

— Послушай, Митя, что за комедия? Какая-то дуэль.

— Это не я… — Мне было неловко.

— Нехорошо следить за взрослыми. Вспомни чеховского мальчика. Его отодрали за уши.

Я покраснел.

— Я не следил. Мне просто Роман сказал. Это была шутка.

— Хороша шутка. Надо мной все училище шутит. Почему-то считается, что я влюблена в Александра Николаевича.

— А разве нет?

— Конечно, нет. Он просто очень хороший педагог.

Мы медленно пошли по дорожке. Туман сгущался.

— Он много мне дал. Александр Николаевич талантливый человек. Ты заметил, как он прекрасно играет на альте? На фортепиано еще лучше.

— Вы все хорошо играли.

— Особенно я. Даже доиграть не могла. Просто стыдно. В кои-то веки попала в квартет с такими музыкантами. Сам Юзефович! Срам. До сих пор не могу прийти в себя.

— Все говорят, что ты надежда… — Я назвал ее ты. И оттого, что это случилось просто, оттого, что она не обратила внимания на переход, мне стало легко свободно.

— Какая надежда! Я лентяйка. Вот провалюсь консерваторию…

— Нет, ты поступишь.

— Хорошо бы… Смотри, Митя, иван-да-марья! Давай нарвем.

Мы ломали прохладные влажные стебли, здесь простирались целые заросли. Бернар деловито расхаживал вокруг, вороша носом травы. Он был необыкновенно сдержан, даже слегка важен. Прогулку с Машей он почитал за великую честь и обнаруживал рыцарские достоинства.

— Я как-то большего от этой ночи ждала. О превращениях говорили. Но никто ни в кого не превратился.

— Почему? — возразил я. — Павел Петрович превратился в козла, а Роман в дуэлянта.

Она засмеялась.

— Бедный Паша. Он осмелился оказывать знак внимания Юле. А в кого бы хотел превратиться ты?

Я подумал.

— Не знаю. Я и так уже превратился. Не хочется возвращаться к действительности.

— Что ты имеешь в виду?

Я остановился, принял позу и возвестил торжественно:

— Я Моцарт! Она засмеялась.

— Да? В таком случае я Констанция.

— Я Вольфганг Амадей Моцарт!

— А я Констанция Вебер. Бернар будет барон ван Свитен, венский аристократ, — заключил я поспешно. Мы расхохотались.

— Станци, дорогая, — сказал я, — давай еще погуляем, такая прекрасная ночь.

— Согласна, Вольфганг, — ответила она.

— И вы, барон, с нами.

Бернар вильнул хвостом.

— Станци, у меня в голове звучит чудесная музыка. Я хочу посвятить ее тебе.

— Посвяти мне «Маленькую ночную серенаду», — сказала она, — я очень ее люблю.

— И сороковую симфонию, и ре-минорный концерт для фортепиано с оркестром! Я посвящу тебе много музыки!

— Спасибо, дорогой.

— Ты знаешь, Станци, последнее время у меня побаливает желудок. С того дня, как я обедал у Сальери. Уж не отравил ли меня этот итальянский выскочка?

Она всплеснула руками и рассмеялась.

— И за что только его полюбил Глюк?

— Глюк старый обжора, — сказала она.

— Давай посидим, — предложил я.

— Давай, — согласилась она.

Я постелил на землю свой бархатный, расшитый серебром камзол, поправил парик.

— Тебе так идет платье с кринолином. И это страусовое перо в шляпке.

Она стала задумчивой.

— Что ты сидишь на траве, иди сюда, места хватит. Я придвинулся.

— Холодно?

— Н-нет, — сказал я.

Она обняла меня за плечо. Голова моя склонилась непроизвольно и оказалась у нее на коленях. Я перевернулся на спину и стал смотреть в небо. Сердце взволнованно билось. Под затылком ее теплое, упругое бедро. Тело охватила дрожь. Я стиснул зубы.

— Что ты? — прошептала она и положила ладонь на щеку. — Мой маленький Моцарт. Ты скоро вырастешь, все будет хорошо…

В ее руке удивительным образом соседствовали прохлада и глубокое внутреннее тепло. В небе над нами вспыхнула и пронеслась по дуге звезда. Небесный сад зрел для августовских звездопадов.

— Все будет хорошо, — повторила она.

Уголком губ я сумел коснуться ее ладони. И замер, впитывая ощущение кожи, неповторимый аромат, исходивший от нее.

— Кстати, Митя, — сказала она, — что это за история с книгой? Александр Николаевич уверяет, что ты передал ему от меня книгу про Моцарта и Сальери.

— Да нет, — пробормотал я, не в силах избавиться от истомы.

— Что «нет»?

— Он обознался…

— С его феноменальной памятью? Но кто передал книгу? Какая-то таинственная история.

— Станци, в мире так много таинственного…

— И ты, Митя, загадочный мальчик. Юля мне рассказала про твое бегство из дома. Но как же так можно? Тетя, наверное, с ума сходит. Тебя ищут.