Константин Сергиенко - Дом на горе

— Суханов Дмитрий.

— Ладно, Суханов Дмитрий, приходи. Отдадим тебе почту.

Я тут же черкнул короткое письмо Голубовскому и послал на адрес американского дядюшки.

Мне очень нравится Юля Корнеева. Она веселая и ласковая. Невысокая, легкая, с маленькими крепкими ногами. У нее нежная кожа, ресницы серые и серые глаза. Нос чуть вздернут, а на губах всегда предвестье улыбки. Стоит окликнуть ее или встретиться взглядом, как губы тотчас раскрываются, показывая ровные белые зубы. Она ходит, как-то особенно грациозно поводя плечами, держа носки врозь, по-балетному. Юля долго занималась в хореографическом кружке. Она любит носить светлые широкие блузы, юбки и платья с огромными карманами, где исчезают, погружаясь чуть не по локоть, овеянные легким пушком загорелые руки. Юле шестнадцать лет, но разговаривает она с нами как взрослая.

— Мальчики, обедать! Руки помыли? Роман, ты опять с грязными руками? Митя, а ты всегда моешь руки? — Она в первый же день перешла на «ты» и предложила мне называть ее так же.

У меня же тайная страсть к обращению на «вы». Мне кажется, это придает разговору значительность и благородство. Попав к Корнеевым, я заважничал. Меня ослепил полный достатка дом, беззаботность и легкие отношения. Если я жил в семье, то очень давно. Я совсем забыл то тепло, которое сосредоточивает в себе крепкая большая семья. Теперь я в этом тепле блаженствовал. Еще не съехались родственники, а я уже чувствовал всю атмосферу нерасторжимых связей, переплетающих дом Корнеевых. Один круглый обеденный стол вызывал у меня внутренний восторг. Он был велик, этот стол, за ним умещалось не меньше дюжины чело — век. Я представлял разложенные по кругу серебряные приборы, салфетки. Гнутые спинки венских стульев окружают стол в ожидании гостей. Все они еще рассеяны по комнатам, в саду. Они смеются, перекликаются. Скоро они соберутся, сплотятся вокруг стола подобно Сонму маленьких планет, тяготеющих к одному светилу, И потечет задушевная беседа… Как хорошо жить дома! С братом, сестрой. Мамой и папой. Какое это счастье. Простое, обыкновенное…

В покой природы вторглось гуденье моторов. Переваливаясь на кочках, к дому подползли две сияющие лаком машины, белая и красная. Вперебой захлопали двери, на зеленый газон высыпали нарядные люди.

Роман выскочил на веранду и дико, словно африканский слон, задудел на блестящей трубе. На него прыгнул огромный белый пес и повис, обнимая лапами и душа мокрыми собачьими поцелуями.

Приехал веселый Николай Гаврилович, отец Романа. С ним появился тусклый лысоватый доцент. Приехала мама Лидия Васильевна, она работала в городе на студии кинохроники. С ней были два молодых человека, один в белых джинсах, а другой почему-то в сапогах. Приехал сибирский родственник Корнеевых, крепкий человек с картофельным носом и сверлящим взглядом из-под кустистых бровей.

Я очень волновался. Как отнесутся ко мне хозяева дачи? Но на меня почти не обратили внимания. Только Николай Григорьевич уделил мгновенье.

— Отлично! Отлично! — восклицал он громко, тряся мою руку. — Как вы сказали, Дмитрий Суханов? У нас тут рыбица водится, и ягоды будут!

К вечеру затеяли шашлыки под соснами. На огонек явились соседи. Пришел из Сьянова угрюмый художник Витя. Он давно переселился в деревню, рисовал картины и собирал старые прялки. Пришел непонятный человек по кличке Вострый Глаз, сводивший с ума окрестных ребят тем, что жил в вигваме. Самом настоящем вигваме, построенном на садовом участке. На обшарпанном мотоцикле заехал любопытный Фарафоныч, «человек из народа», который смотрел на все хитрым глазом и хмыкал.

Роман бегал оживленный, а я слонялся без дела. Как принято говорить, маялся. Но вот вкусно запахло шашлыком и всех позвали в овражек. От мангала поднимался синеватый прозрачный дым. Гости усаживались кругом.

— Шашлык сегодня неплох! — провозгласил Николай Гаврилович. — Начнем же, друзья!

В свете костра веером разошлись шампуры, с шипеньем роняя в огонь капли сока.

— А вы нам, Лида, про кино расскажите, — подал голос лысоватый доцент. — Что там у вас в кино творится?

— В кино все как надо, — отвечала Лидия Васильевна, моложавая женщина в джинсовом платье с простым деревянным браслетом на запястье. Трудно сказать, сколько ей было лет, но в сухом лице и хрипловатом голосе уже сквозила усталость.

— А почему смотреть нечего? — допытывался доцент, и очки его зловеще блистали.

— А вы, Паша, телевизор смотрите. Нормальные люди сейчас телевизор смотрят. Вот, может быть, кроме Вити. Витя, у вас есть телевизор?