Александр Варшавер - Тачанка с юга

— Что, теперь узнал?

— Узнал, узнал, товарищ Боро…

— Ну, ну! Какой я тебе товарищ? Забыл, кто ты? Память у тебя совсем дырявая. Давал мне подписку в Чека, что не будешь выступать против Советской власти?

— Та давал…

— А что на деле?

Кузьма заплакал.

— То все Сирый, щоб ему выздыхать! Когда я из Чеки прибыл до дому, он сразу ко мне: «А ну, Порубайло, собирайся в поход, а если не пойдешь, хату спалю!»

Борода помолчал, обдумывая что-то, а Порубайло, стоя на коленях, размазывал по лицу слезы и жалобным голосом умолял не губить его «манесеньких диток».

— Нужны мне твои детки, — оборвал его Борода. — Уж если их кто и погубит, то только ты сам! Скажи, Кузьма, как будешь жить дальше?

Порубайло вскочил. Захлебываясь слезами и крестясь, быстро заговорил. Тут были и клятвы, и «трое диточек, и жинка со старой матерью», и хата, которую спалит Сирый. Он снова упал на колени и стал молить не убивать его, пожалеть семью.

— Брось кликушествовать, дурак! — рассердился Борода. — Никто тебя убивать не собирается! Будешь молчать, уйдешь от бандитских дел, — гарантирую тебе, что никто про нашу встречу знать не будет. Приедешь ко мне в Чека, сожгу твое дело, и не будет у Советской власти никаких претензий к Кузьме Порубайло. Все понял?

— Как не понять, дорогой това… Спаси и оборони вас господь бог! — перекрестился Порубайло. — Буду молчать, как та черная могила!

— Ладно, Кузьма! — сказал Кирилл. — Хватит лоб крестить, не в церкви! Ты только не думай, что Борода такой телок: рассказал все Кузьме и пойдет спать, а Кузьма побежит к Сирому. Нет, браток, кроме Сани, тут есть еще мои хлопцы. Если ты, дурья башка, завтра скажешь про меня хоть одно слово, то тебя и под землей разыщут. Тогда уж непременно будут твои деточки сиротами! — Потом обратился ко мне: — А ты, Саня, беги на хутор, найди наших хлопцев и скажи, что Кузьма Порубайло из села Огневки все про нас знает, и если с нами что случится, то чтоб и рода порубайловского на земле не оставалось. Беги да поскорее возвращайся.

Я стоял в недоумении: «Какие ребята? К кому бежать?»

— Ты чего же стоишь? — спросил Борода. — Не знаешь, где искать ребят? — Он отвел меня в сторону и, нагнувшись, зашептал мне в самое ухо: — Иди во двор, побудь там с полчасика и возвращайся. Когда придешь, скажешь, что ребята все поняли и, в случае чего, с Огневки глаз не спустят.

Я побежал на хутор, посидел немного на тачанке, послушал доносившийся из-за дома чей-то богатырский храп и медленно пошел назад. Вернувшись, я доложил так, как велел Борода.

— Слыхал, Кузьма? — спросил Кирилл. — Теперь иди спать, а мы с Саней еще посидим немного.

На хутор мы шли молча. Я не одобрял поступка Бороды, но ничего другого придумать не мог. Когда мы подошли к сеновалу, Борода сказал:

— Достань лимонки и свой браунинг. — Он рассовал гранаты по карманам брюк и френча и спросил: — Ты с лимонкой умеешь обращаться?

— Бросать не бросал, а как пользоваться, знаю, — неуверенно ответил я. — Нужно вытащить кольцо и, прижимая скобу, бросать, а потом падать на землю.

Борода ничего не ответил, а только вздохнул.

Мы влезли на сеновал и улеглись. Однако уснуть я не мог. Поворочавшись с боку на бок, тревожно спросил:

— Что же будет завтра?

— А ничего не будет, — ответил Борода. — Порубайло завтра будет молчать, как мертвый. Гарантирую — или мне грош цена. Спи!

Мы замолчали. Я снова попытался уснуть, но сон не приходил. Не спал и Борода. Он несколько раз садился, взбивал подушку и снова ложился.

— Никак не уснуть, — прошептал я.

— Что, сдрейфил? Эх, ты, бомбометатель! А еще предлагал: «закидаем лимонками»!

— Да мне, Кирилл Митрофанович, спать не хочется.

— И мне перебил сон чертов Кузьма, — проворчал Борода.

— А я все вспоминаю вашу песню…

— Понравилась?

— Да, только очень уж она тоскливая и жалостная, прямо гармонь стонала. Кто это играл?

— Играл я, да разве это игра? Какой из меня музыкант! Потянул, развел и оборвал.

Еще один талант Бороды! Человек этот, казалось, знал и умел все. Когда я сказал ему об этом, то услышал:

— Чекист должен все уметь и обо всем знать. — И тотчас добавил: — Ну, все не все, но многое. Вот и я знаю всего понемногу. А кончим воевать, тогда уж выучусь чему-нибудь одному и основательно.

Я стал дремать. Сквозь дрему я слыхал, как Борода слез с сеновала, послышалось, как дважды щелкнул винтовочный затвор. Рядом со мной зашуршал соломой Кирилл Митрофанович. Потом все смолкло. Борода перестал ворочаться. Стало тихо, и я уснул.