Алексей Леонов - Сани-самоходы

— О, Петюшка, ты уже в работе? Да приморило-то тебя как! Видать, далеко ходил.

— Нет. Это я спешил. А солнце, как летом, — сказал Петька.

— Положи ношу-то. Отдохни. Поговорим, — предложил дед Пальчик. — Я вижу, ты с лопатой в лес направился, подумал: за деревцом пошёл малой. Решил вот совет тебе дать, как сажать надо деревья-то.

— А я умею уже, — ответил Петька. — Ямку вырою, посажу, воды налью и засыплю корни землёй.

— Ну, можно и так, только это ненадёжно. А я сколько деревьев пересажал, ни одно не усохло. Так ты прежде глинки принеси, смешай её с землицей и разболтай на воде, как кисель. Перед посадкой в этот самый киселёк и помакай корешочки, а потом в ямку, засыпал и полил.

— А зачем так? — спросил Петька.

— Глинка облепит корни, влагу им будет подавать лучше. В земле-то вода не задерживается, а глина скапливает её, дольше хранит.

— Понял. Так и сделаю. Спасибо, дедушка. Приходи ко мне на праздник. У меня день рождения!

— Ну-ну, приду, — ответил дед Пальчик. — Бабке своей скажу за мастерскими приглядеть, а сам приду. Праздники я вот как люблю.

Ко дню рождения Петьке было приготовлено любимое его кушанье — пенки. Не какие-нибудь от варенья пенки, а молочные, в ряженке. Собирались они для Петьки целую неделю. Сначала кипятилось молоко, потом пенки складывались в горшок и заливались топлёными сливками…

Петька заглянул в горшок и глаза закрыл от удовольствия, у него даже голова закружилась. А когда-то Петька не любил пенки, даже смотреть не мог на них. Если его насильно заставляли есть, он орал и отбивался. Родители удивлялись, что такое делается с ребёнком. А бабушки решили, что у их внука «сглаз», болезнь такая непонятная: позавидует кто, что ребёнок ест хорошо, у него аппетит и пропадает!

Отчего Петька не любил пенки — осталось неизвестным, а полюбил он их вот как. Однажды он провинился и получил за провинность должное. А дело было перед ужином. Обиженный на всех, Петька спрятался в малинник, в тайное место и уснул там. Сквозь сон он слышал, как его звали ужинать, но не откликнулся и уснул голодным.

Ночью Петьке стало холодно; он шарил вокруг руками, искал одеяло, пытался прикрыться колючими ветками малины и тогда же во сне почувствовал, что вдобавок сильно хочет есть. И ему приснились огромные царские залы с накрытыми столами. Он один сидел за кушаньями, а сам царь стоял за его спиной и спрашивал:

— Петр Иванович, не изволите ли ещё чего откушать? Мы живо сготовим для вас.

— Подожди маленько, — отвечал Петька. — Некогда думать, что я хочу откушати. Похлёбкой червяка заморю, потом скажу.

— Как вам угодно, как угодно, Пётр Иваныч, — кланяясь, отвечал царь и размахивал над Петькой опахалом, нагонял прохладу, хотя и без того было холодно.

Всего наелся Петька, вылез из-за стола и сильно захотел спать. И лишь он зевнул, как тут перед ним снова оказался царь и спросил:

— Что теперь пожелают Пётр Иваныч?

— Спать хочу, — сказал Петька бесцеремонно и снова зевнул, ещё шире раскрыв рот.

— В покои извольте, в покои. — Царь поклонился в пояс и, указывая рукой на дверь в каменной стене, добавил: — Там для вас ложе сготовлено с особым одеялом.

— С каким ещё особым? — спросил строго Петька.

— А из молочных пенок, Пётр Иваныч. Извольте входить и не обессудьте. Лучшего ничего не придумали мои слуги.

Петька было засопротивлялся, но его грубо схватили сзади. Он увидел вместо царя человека в красной одежде, услыхал чей-то голос: «Палач!» — подчинился сразу и оказался на мягкой постели под одеялом из пенок.

Палач взял угол одеяла, заткнул им Петьке рот, чтобы он не бунтовал, и ушёл, громыхнув дверью.

Петька вначале провалился в глубокий сон, потом почувствовал, что стал задыхаться. Он сжал зубы и, к своему удивлению, вдруг откусил угол одеяла. Он хотел выплюнуть его, но во рту оказался такой приятный вкус, что он невольно разжевал весь угол и проглотил. Ему захотелось откусить от одеяла ещё кусок. Но показалось, что под дверью кто-то топчется. Он схватил второй угол одеяла и затолкал его в рот сам. Палач ничего не заметил.