Елена Зайцева - Тупэмо

После бокала шампанского папа мне подмигивает:

— Ну что, кончилась твоя тупэмо-эпопея? Подонки off?

— Ты, — говорит мама, — лучше бы о хорошем!

— Котик хочет о компе? — хитро спрашивает папа. Я уши навострила, но виду не подаю. — Кто-то. Кому-то. Купит. Ноутбук.

— Когда? — не выдерживаю я.

— Ну, завтра, может быть…

— Давайте завтра. Суббота… — говорит мама, объедая зелёные цветочки с торта.

Звонок!

— Не будем открывать, — говорит мама.

— Не будем, — поддакивает папа. Тон у них лёгкий, шутливый, — как будто это игра, «вы звоните — а мы не откроем!». А я с каждой секундой всё больше уверена, что это опять Веснуха. Тот же сплошной ненормальный звонок! И с каждой секундой мне всё яснее, что открывать придётся, и придётся мне.

— Ладно, пойду… — говорю я.

— Они? Скажи им уже, что хватит сюда названивать, — пасмурнеет мама.

Веснуха. В халате и шлёпках. Вот уж не знала, что кто-то ещё халаты носит, я их только на старых фотках видела, дед фотографией увлекался, и у нас много таких фоток…

— Там это… — говорит она и замолкает.

— А что ЭТО? Может, НЛО прилетело? — про НЛО я не говорю, только думаю. Честно говоря, мне становится как-то… жалко Веснуху. Может быть, даже из-за халата. Ноги у неё тонкие и какие-то… зеленоватые (может, освещение такое? сумрачно, стены в подъезде тёмно- зелёные).

— Курыч на карьер ушёл. Он сказал, что будет ждать тебя…

— Да и пусть ждёт! — возмущаюсь я. — Я же сказала — я болею! У нас юбилей! Да я ещё уроки не узнавала!..

— Завтра суббота… — напоминает Веснуха. Смотрите-ка, сообразила! Где не надо…

— Не приходи больше, а? — взмаливаюсь я. — Мы торт едим, у нас вообще…

— Торт?

— Торт! — подтверждаю я. Просто я понимаю, что вот-вот раскисну, и пытаюсь быть потвёрже. — Торт. Но его уже мало. И сейчас его доедят без меня. Если ты ещё раз… — я не договариваю и хлопаю дверью.

— Вот-вот. Давай двери оторвём! — кричит мама из зала.

— Нет уж, двери отковыривать не будем, — не соглашается папа. — Тогда бесполезно будет ноутбук покупать — унесут!..

В полвосьмого Веснуха приходит снова. «Иди…» — вздыхает мама на очередной бессовестно длинный звонок. Мы уже это обсудили — открывать всё-таки лучше мне, ведь это мне надо учиться быть «вежливой, но холодной». Это мама так говорит: с теми, с кем ты не хочешь контактировать, ты должна быть вежливой, но холодной. И я пыталась. Ещё звонок — ещё попытка. А вот Веснуха, похоже, двигалась в противоположном направлении. Становилась всё более… горячей. Она даже не такая сонная стала — видимо, от волнения. По ней буквально какие-то волны пробегали, когда она пыталась объяснить, что Курыч останется на карьере до тех самых пор, пока я туда не пожалую.

— Это он бесполезно будет делать, — говорю. — И вообще — как это не вернётся? Совсем?

— Ну… может, потом !..

На этот раз Веснуха в куртке была. Она что, между карьером и Дарькой носится??

Я уже в постели (не сплю, конечно, — пол-одиннадцатого — а просто сижу в любимой пижаме, в любимой позе, Клода рисую, в виде квадратного такого человечка), когда в дверь звонят снова. «Ну всё… — думаю я, утыкаясь носом в подушку. — Что будет, что будет…»

Но ничего такого не было. Папа даже наушники не снял, а мама… мама сравнительно спокойно так говорит:

— Ну, это уже ни на что непохоже. Я открою… Ночь практически!

Она даже не сомневается, кто это, — тоже начала различать этот сумасшедший перезвон, — а через минуту приходит какая-то озабоченная. Как будто что-то решала на ходу. Решала, да так ничего и не решила…

— Веснуха твоя…

— Да она не моя!

— …Хочет тебя видеть… — продолжает мама.

— Плохая идея. Я сплю, — говорю я и снова утыкаюсь в подушку.

— Плохая, Ксаночка. Но знаешь, что она сказала? Она сказала — беда…

Бывают же слова. «Беда» я почему-то всегда как ведро представляла. Ведро с водой. И оно этой водой тебя окатывает. Прямо само — никто этого не делает, оно само зачем-то это делает, поднимается, переворачивается — и окатывает. И в этом есть какая-то мистика, какой-то тихий ужас… Я встаю, обматываюсь пледом и шагаю в прихожую.

Мама даже дверь не закрыла, и Веснуха стоит перед открытой дверью, и вид у неё действительно… бедственный. Шарф где-то на боку, расстёгнутая… В руках полотенце почему-то, и в борще оно, что ли. Запыхалась, и щёки у неё горят. Вернее, они горели бы — будь это не Веснуха, а кто-нибудь другой. А так они — просто темнее обычного… Опять, что ли, с карьера?..