Елена Зайцева - Тупэмо

— Не жарко.

— Нет, жарко, жарко, жарко!

— Оксанкин, у тебя температура, не спи, просыпайся!.. Ничего себе! — мою щёку трогает Героевна. — Ты заболела, бедненький!..

Я ничего не понимаю, смотрю по сторонам, действительно очень жарко…

Героевна провожает нас до самого дома.

— Оксанкин! Лечись, слышишь? — грозит она. Рядом с ней Веснуха, ничего не говорит. И я — наверно, от температуры, не будь её, я не решилась бы, не стала, слишком это резко, слишком… слишком ! — я взрываюсь:

— А ты-то почему молчишь? Веснуха-краснуха! Скажи что-нибудь. Скажи: «Лечись!»

— Лечись… — мямлит она.

Героевна подбегает, обнимает меня и успокаивает, как распищавшегося младенца:

— Ну-ну-ну… Денька три — и здорова как корова. Как корова, да? — это она почему-то у Веснухи спрашивает. Та кивает, оставаясь на месте. И тут до меня доходит, что она домой не собирается. А куда?

— Ты куда? — спрашиваю я из объятий Супергероевны.

— К Курычу…

Я лежу в зале, на диване. В ногах Пуфик. Я здесь из-за него и легла, — чтобы он не возился, пытаясь ко мне запрыгнуть, а лёг уже и успокоился. На диван ему можно, диван он отвоевал. Папа время от времени выглядывает из-за компа.

— Жива? Жива… Слушай-ка, а твой вирус для моего Кампанеллыча не опасен?

— Опасен… — еле живым голосом говорю я. Переигрываю, конечно. Мне плохо, но не настолько. Просто… опять папа шутит! И опять этот «Кампанеллыч»! Бабушка, когда услышала, что папа так свой комп окрестил, возмутилась: «Какой же Кампанеллыч? Кампанелла социалистом был. А ты всё кругом, метров на триста, эгоизмом заражаешь!» «А я чем заражаю?» — спрашиваю я. «Лишними вопросами, — непреклонна бабушка. — Да ещё сама знаешь чем. Рассеянностью». Как раз тогда я свой ноутбук потеряла. Я его с собой на информатику брала, а после школы за нитками мулине ездила, и вот, в автобусе оставила. Не нитки, а ноут! К сожалению… По слухам мы богачи. По слухам и по сравнению — с тем же Налимом, или Курычем, или Веснухой. Но не настолько, чтобы «сеять» ноутбуки. Осталась, в общем, без ноута. А я ведь тоже своей «зверушке» имя давала, Клод. Не в честь Лелюша или Моне, а просто, Клод. Ну, там… ноут — Клоуд… Прощай, Клод!

Всё-таки права мама насчёт излишней прямоты. Чего бабушка добилась? Что с мамой у них не заладилось, а с папой — разладилось?.. Но сейчас — видимо, температура, ещё не упала, хоть я и наелась аспирина — вспомнив бабушкины слова, я просто физически ощущаю «зону эгозаражения». Папин тон меня буквально царапает — сугубо личный, беспечно-спокойный, никакого отношения к моей болячке не имеющий!.. Мне сказать всё это хочется, со всем пылом и жаром, со всей температурой , какая у меня есть, — но я опять не могу. Хватает меня только на «умирающего лебедя», лежу, раскинув крылья, на незастеленном диване. Лежу и жду маму. Жду и жду, жду и жду, но когда она приходит, я сплю, и меня не будят, я так и просыпаю весь вечер, а потом всю ночь. Пуфика выводит мама — и вечером и утром. Утром, после выгула, она быстро проходит ко мне, в зал (не разуваясь, прямо в куртке):

— Это нонсенс, — говорит она. Пуфик беспорядочно носится из комнаты в комнату, одурев от счастья — никто его не вытирает. — К нам друзья твои рвутся! Друг .

На слове «друг» Пуфик останавливается и вопросительно смотрит на маму. Я тоже смотрю. И, наверно, у меня такой же глупый вид.

— Друг? Сейчас? — спрашиваю я. Не думаю я, конечно, что сейчас (семь утра!), как-то само вырвалось. Первое что пришло на ум. Но мама сказала:

— Да. Сейчас. — И снимает куртку. И даже не относит в прихожую.

Оказывается, вчера, когда она Пуфика выгуливала, её Веснуха «осаждала», а сейчас, прямо сейчас, в подъезде Курыч, и он хочет ко мне зайти!

— А что Веснуха говорила? — спрашиваю я, а то мне как-то и не представить, как Веснуха, эта мямля, может осаждать.

— Здоровьем твоим интересовалась…

Ну да. С Веснухиной стороны это… небывалая осада! Она ведь и не здоровалась с моими родителями никогда. Неужели она действительно переживает?.. Она действительно переживает , я вдруг поняла, что знаю это точно. Вот надо же знать это точно именно теперь. Теперь-то мне это зачем? Когда я… КОГДА Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ИХ ВИДЕТЬ, БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ С НИМИ «ДРУЖИТЬ». Эта «псевдодружба» была плохой идеей, вот что я думаю. Думаю — и сама обалдеваю. И даже прошу маму померить мне температуру!

— Нормальная, — говорит мама, потрогав мне лоб. — Надеюсь, мы не собираемся гостей принимать?

— Ну не в семь же утра, — кисло улыбаюсь я.