Елена Зайцева - Тупэмо

Нас на эту олимпиаду семеро ехало. Подходим — остановка пустая, видимо автобус только что ушёл. Стоим, ждём, что делать? Два пятиклассника, двое из шестого (и те, и другие на математику ехали), я, Веснуха и новенькая учительница — Марина Героевна. Да-да, не Георгиевна, а Героевна. Бывает же. Но вот к этому мы как раз моментально привыкли. Даже благозвучным стало казаться. А что? Марина Героевна! В общем-то, действительно благозвучно.

Героевна сразу после института, первашей учит. Не знаю, по какой странной логике её с нами отправили. У меня даже мысль промелькнула, может, она сама напросилась? Уж больно ей весело было. И по ней было видно, тут не перепутаешь, что она хотела ехать. Я представила, какой была бы на её месте Алексеевна. Опять этот её рыщущий взгляд, «прилепленный» носик. Или историчка наша, Авдеева. Все её по фамилии зовут, она сама так себя зовёт, только и слышишь: «Авдеева вам устроит!», «С Авдеевой вы дошутитесь!». Так и здесь, «С Авдеевой вы доездитесь!» — вот что было бы. И поджатые губы. А у Героевны… Героевна молодец, у неё ничего поджатого. Она даже волосы распустила. Без шапки. И они у неё во все стороны распушились, и было в этом что-то… одуванчиковое. Иногда она капюшон накидывала — и тогда на какого-то космонавта мультяшного была похожа. С малышнёй, с пятым-шестым классом, она как-то сразу нашла общий язык. А вот мы с Веснухой поначалу партизанов изображали. Веснуха бы в этом стиле и дальше продолжала, а мне надоело…

— Ну вот, автобус! — сообщает Героевна. — Прямо как пароход плывёт…

— Пароходы не плавают, а ходят, — поучительно сказала я. Героевна так комически выпучила глаза — мол, а кто тут, собственно учитель? я или ты? — что я засмеялась. И она. И малышня (не такие уж они и малыши, но таковы правила, — как папа говорит, «Ты начальник — я дурак», ну а здесь — «Я постарше — ты малышня»!), и Веснуха улыбнулась — тоже. Вяло так улыбнулась. Мне даже вспомнилось слово, которое папа по словарям искал, напевая: «Вялотекущее, эх, вялотекущее, ух, вялотекущее, вяяяло!»…

…Когда мы уже расселись по партам — за каждой партой по одному человеку, для чистоты, так сказать, эксперимента, для гарантии, что никто ни у кого не спишет, — дама из комиссии вдруг говорит:

— А что это за колечки на девочке? Мы же не в ночном клубе! — и смотрит на меня совершенно стеклянными глазами. Ах, так это она про перстень! Я не то чтобы забыла про него, а как-то… он казался мне чем-то, что абсолютно на месте, чем-то, что в глаза не бросается. Цвет у него такой… кофейный, без дикости. И вообще, плавный такой перстенёк, крупный, но плавный, негромкий, некрикливый…

— Почему «колечки»? Оно же одно, — говорю я. По-моему, этот не тот случай, когда прогибаться надо. Ну, выгонят — что я потеряю?

— Откуда эта девочка? — возмущается дама, обращаясь уже не ко мне, а куда-то в пространство.

— Пригород… — говорит кто-то из комиссии.

— Нет, я спрашиваю, какая это школа? Там что, ходят в брюликах ?

— Это яшма, — говорю я так же прямо.

— А зачем нам тут — яшма? — взвивается под самый потолок «комиссионная» дама.

— Почему нет? Камень тех, кто стремится к знаниям, — слышу я откуда-то сзади и ушам не верю. Это что ещё, думаю, за Робин Гуд, защитник угнетённых? Поворачиваюсь — точно. Ему только арбалета не хватает. Сидит через парту от меня, за рыженькой-бесстыженькой. Рыженькая эта, смотрю, аж уши прижала (наряжена она как-то… не а-ля олимпиада, сообразила, наверно, что после колечек могут и другие наряжалки репрессировать), а этот… У этого ушки на макушке. Ещё и жвачку нажёвывает. Ну всё, думаю, сейчас мы оба отсюда вылетим. Но произошло что-то непонятное. Нет, потом-то я, конечно, всё поняла, но поначалу…

— Всё-то ты, Слава, знаешь! Когда успеваешь? — елейным голоском поёт комиссионная дама № 2. И моей, стеклянноглазой: — Узнаёте, Эльвира Васильевна? Слава Гудзь!

Та насторожилась. Я тоже насторожилась. Что, думаю, за звезда экрана этот… груздь? А он и впрямь звездой экрана оказался, представляете!

Оказалось, он ведущий детской передачи на городском канале! Я-то его знать не знаю, у нас в посёлке городское телевидение только два часа в день ловится, рано утром. А вот Эльвира Васильевна, когда ей ситуацию осветили, всё вспомнила (вот-вот, «Вспомнить всё», мне тоже это на ум пришло, ещё и потому, что Эльвира эта — вылитая толстуха, помните, когда Квэйд под толстуху замаскировался?).

И началось. Слава то, Слава сё, — и вообще, как тебе, Слава, слава ?