Ирина Костевич - Предатели

— Тридцать девять, однако.

— А ба… то есть, Вера Андреевна, правда такой была? Прямо вот, Воробушком тебя называла?

— Я до сих пор надеюсь, что где-то, в глубине-глубине своей души, она такой и осталась.

— А, может, ты все придумала?

— Таня, как ты можешь? И хватит уже звать мою маму по имени-отчеству. Она же твоя бабушка!

— Ага. А я — ее Катенька.

— Ох, если бы не этот… отчим поганый… — мамины нежные глазки влажнеют, и она уходит в ванную — должно быть, опять реветь.

Сама как-то делилась, что в детстве так часто и много плакала, что отчим прозвал ее Земноводиной.

После маминого рассказа мне интереснее стало посмотреть на поселок, но все же я надеюсь, что папа нас туда не отпустит. Наверное, это отцовы гены, но я — за порядок!

Однако моя судьба-индейка была решительно против. Домашний папочка, отнюдь не путешественник, улетел в Калининград! Так уж вышло: мы собирались-собирались, говорили-говорили, а в пути внезапно он! Но иначе нельзя — папе надо знакомиться с будущим работодателем. Срочно и обязательно. И папа, ценный специалист, отправляется в город нашей мечты. С тяжелым сердцем. На всю катушку «накрутив мне хвост» за тройки в четверти, но так и не вырвав у мамы обещания никуда с нами не ездить!

И мама, как назло, оказалась в форме. В очередной раз отстояла свою независимость — будь эта ее независимость неладна…

Мы купили билеты на самолет до областного центра. Лететь три часа. Оттуда предстоит два часа ехать на автобусе до тоже центра, но районного, а там уж, на чем придется — где-то час до центра маминой Вселенной… Заметили? Чем дальше в глушь, тем больше «центров». И хуже транспорт…

Накануне вылета в нашем доме состоялись проводы. Толпа людей в редкие моменты отсутствия папы — норма. Создается впечатление, что знакомый и малознакомый народ только и поджидает, когда строгий хозяин уедет. Не успевают затихнуть его шаги, как наша квартира превращается в веселое и даже разнузданное стойбище, где все бытовые устои отступают и прячутся в окопы.

Итак, вечером Света прибыла к нам с вещами и в сопровождении своего отца. Который был невменяемее обычного, так как решил ко всем своим бедам еще и бросить курить.

Также к нам «на огонек» напросились… кто б вы думали? Виктор и… Лёша. Типа — проводить. Ну, Виктора резоны я знаю — с девушкой его мечты знакомиться приплелся. А вот этот… мой… в общем, зачем Лёша пожаловал? На Веру Андреевну любоваться, что ли?

А у нас как раз электричество отключили, сидим при свечах, — романтика!

Вера Андреевна, сказочница, почувствовала интерес аудитории. Соловьем разливается про баритовые месторождения — как там опасно.

Боря с Лехой млеют, в рот ей завороженно заглядывают, каждое слово ловят.

Микролит в лепидолите… Караоба, бертрандит…суп из черепах в пустыне…

Вот Виктор — тот молодец. Тот на Светку смотрит, чем-то смешит ее потихоньку.

Мама ушла в себя. При свете свечи это нетрудно. Особенно при таком дрожащем — ведь светкин папа так трясет ногой под столом, что наши деревянные полы ходуном ходят, а на столе чайные ложки о стенки бокалов звенят. А никому и дела нет. Я сейчас с ума сойду от этой тряски. Но этот человек, ни на кого не обращая внимания, играет в какую-то игру на своем мобильном и продолжает мелко трясти ногой. Трясет и играет… И впрямь — зверюга какая-то. Не зря тетя Ира жаловалась… Надо же, как на нервы действует.

Наконец, прошел уровень. Доиграл. Засобирался. Отдал маме светкины билеты в оба конца. Вызвал дочь свою в прихожую — на приватный разговор. Опять заглянул к нам, нашарил глазами Виктора:

— А ты, давай, смотри мне… без фокусов. Понял?

— Какие фокусы?

— Да я тебя насквозь вижу!

— Как это?

— Сам таким был!

Тут Виктор не нашелся, что ответить, и в замешательстве показал светкиному папе язык.

Видимо, как последний аргумент. Ну, или там… оружие устрашения.

Хлопнула дверь. В наступившей тишине все мы явственно слышали, как этот человек, топая и оступаясь впотьмах, сбегает с нашей крутой лестницы. И громко чертыхается.

Мама привычно крестится.

— Вот… чисто технический вопрос. И как же ты целуешься? — удивляется Светка.

— Вообще-то — хорошо, — скромно потупясь, сообщает Виктор.

— Да не с кем ему целоваться, — ржет Леха.

Вера Андреевна, будто и не слышала ничего, целомудренно продолжает монолог:

— И нам запрещали сообщать по рации на базу, что кончился хлеб.

— Почему-у? — тянет свою длинную шею Леша.