Дарья Доцук - Я и мое чудовище

— Давай! — согласилась я. — Сейчас принесу!

— И выбирай те, что постарше! — напутствовала вдогонку бабушка. — В таких истертых обложках!

Все воспоминания хранятся в одном-единственном месте — в огромном плетеном сундуке в кабинете, где мама пишет статьи. Там вся история нашей семьи. Какие-то древние выцветшие фотографии, дипломы, документы, папки, поседевшие от пыли. Иногда бабушка роется в сундуке и находит письмо от давно умерших родных, и тогда поджимает губы и раздувает ноздри, чтобы не заплакать.

Этот сундук — наша маленькая полуисправная машина времени, которая умеет отправлять только в прошлое. Отныне и мои родители тоже всего лишь прошлое. А ведь я всегда представляла их двумя деталями одного механизма. Вроде как две руки или два глаза. Если закрыть один глаз, то мир из трехмерного превращается в двухмерный, а одной рукой даже помидор ровно не нарежешь.

К счастью, мама была на работе, и я спокойно взяла ключ от сундука в шкатулке с дорогими перьевыми ручками. Это все подарки маминого отца, моего дедушки. Его уже давно нет с нами, и я толком не запомнила, каким он был, но ручки, которые он дарил маме на каждый праздник, до сих пор сохранились. Ему казалось, что журналистке без ручек не обойтись, хотя мама уже сто лет как печатает все на компьютере.

Вообще-то мама не позволяла мне рыться в сундуке самостоятельно, потому что я могла случайно порвать какую-нибудь ветхую фотографию или газету, но мне же не пять лет, теперь я умею обращаться с ценными вещами и понимаю, как важно все то, что лежит внутри. В конце концов, там заперто и мое прошлое.

Я аккуратно выгрузила относительно новые альбомы и вытащила несколько старых наугад. Какой же все-таки огромный этот сундук — почти что комод! Если его хорошенько просмолить, то можно возить в нем сокровища на корабле.

Бабушка прямо воспрянула духом при виде альбомов, уложила один из них на колени и принялась перелистывать страницы. Она рассказывала мне о каждой фотографии: «Вот я! Студентка училища. А вот мы с твоим дедушкой. Смотри, какая у него была шевелюра! А это уже твоя мама — ей тут три годика. Точная копия Маркуши, правда?». Удивительно, что бабушка когда-то была такой молоденькой, а мама и вовсе размером с Маркушу.

— А ты почти не изменилась! — сказала я бабушке. Она тут же стала меня переубеждать, но ей было приятно услышать такой комплимент.

И вдруг на пол выскользнула пачка цветных фотографий, явно не принадлежащих бабушкиному древнему альбому. Это оказались мамины свадебные фотографии, и мне ужасно захотелось их рассмотреть. Мама была веселая невеста — в коротком пышном белом платье до колен, и с растрепавшимися на ветру длинными каштановыми волосами. Теперь-то она блондинка и стрижется очень коротко, «по-деловому». Невеста прижимала к груди огромный букет цветов и кокетливо улыбалась кому-то за пределами кадра. Ну, то есть ясно — кому. Вспоминает ли она тот счастливый день? Или только и знает, что грезить о свадьбе с Олегом?

— Смотри, бабушка, свадьба!

— Ну-ка, ну-ка! — вытянула шею бабушка.

Я вынула следующую фотографию, и мы обе уставились на нее. Мама танцевала с каким-то черноволосым парнем во фраке и смотрела на него влюбленными глазами.

— Это кто? — не поняла я. — Неужели папа?

Бабушка отняла у меня фотографию и секунд двадцать неотрывно разглядывала ее. А потом сказала:

— Ой, так это же не настоящая свадьба! Это мама в студенческом спектакле играет! А это ее однокурсник!

— А, понятно, — кивнула я, хотя мне вовсе не было понятно. Я ни разу не слышала, чтобы мама увлекалась театром. Ни в институте, ни потом. Она даже никогда не участвовала в наших с папой перевоплощениях, и шарады ей тоже не нравились — она считала, что выглядит глупо, когда изображает «всякую ерунду, которую ей загадывают». А тут она вдруг играет невесту!

Эта странная минута, когда каждая из нас напряженно размышляла о своем, длилась целую вечность. Потом бабушка выудила из моих пальцев «постановочную свадьбу» и небрежно запихнула в альбом.

— Чего только не попадется в этом сундуке, — обеспокоенно пробормотала она и переключилась на фотографию своего первого пианино.

Когда фотографии закончились, бабушка оставила меня следить за Маркушей и сама поднялась в кабинет, чтобы вернуть альбомы на место. Бабушка старалась вести себя непринужденно, но по всему можно было догадаться, что она что-то скрывает и мучается этим.

Позже я решила тайком изучить содержимое сундука. От него так и веяло каким-то ужасным секретом, который я одновременно и хотела, и не хотела узнавать. Только вот ключа в шкатулке с перьевыми ручками не обнаружилось. Бабушка его перепрятала.