Энна Аленник - Журавленко и мы

— Да ты что? — закричала мама. — Ноги надо промочить? Пуховую шапочку испортить?

— Хочешь, я калоши надену? Даже те противные боты надену! Я очень люблю, когда идёт снег…

Мама отодвинула кисейную занавеску.

— Ой, что на улице делается! Самой надо в булочную идти, и неохота.

Маринка затараторила:

— Что купить? Батон? Халу? Хлеба? Зачем тебе идти, если тебе неохота. Лучше я пойду! Мне же охота!

— Ладно, надевай старую шапку, боты и быстренько сбегай. Купишь халу и круглый хлеб.

Маринка сначала побежала к Журавленко.

Посмотрела на его окно — оно тёмное. Вбежала в парадную, позвонила — никто не открыл.

Дворника не было видно. У кого же спросить?

Валит и валит противный липкий снег. А на земле черно́, мокро. Во дворе и возле дома ни души.

«Не отпустили его из милиции, — подумала Маринка. — И соседа не отпустили за то, что заступался. И дворника, наверно, не отпустили. Он тоже немного заступался».

Маринка прибежала домой, бросила на стул сумку с хлебом и не разделась:

— Мне надо к Лёве. Будем вместе делать уроки.

— Новости какие! Самой надо делать. Начала с этим Лёвкой водиться, — скоро до двоек докатишься.

— Не докачусь! — крикнула Маринка и, схватив портфель, поднялась на пятый этаж.

— Его не отпустили из милиции! И соседа тоже, и дворника! — начала она с порога, не подумав о том, что тётя Наташа в комнате и всё слышит.

После этого уже никак невозможно было отвертеться. Пришлось рассказать ей всё, начиная с того, как они в первый раз увидели Ивана Григорьевича Журавленко, и кончая тем, как его повели в милицию.

Но, прежде чем рассказать, они взяли с неё слово, что она никому об этом даже не заикнётся.

— Да, здесь что-то неладно, — выслушав, проговорила тётя Наташа. — Но что же всё-таки, по-вашему, делает этот Журавленко?

— Сперва я думал, — какую-то особенную башню. Только, если башню, — при чём тут на стенах баяны? А если баяны, — при чём тут весы с маленькими чашечками?

— Что же ты не спросил?

— Я спросил. А он говорит, что сначала хочет в тысячный раз что-то там проверить. Я бы ещё спросил, да всё время то одно, то другое. И на него кричат. Человек что-то такое хорошее делает, а ему вот как!

Тётя Наташа прислонилась головой к Лёвиному плечу, задумалась и немного погодя спросила:

— Если человек делает хорошее дело, почему же ему приходится строить башню в комнате?

Маринка и Лёва не знали, что на это ответить.

Вопрос, сами видите, не пустяковый. Только тогда, когда мы хорошенько разберёмся в судьбе Ивана Журавленко и ещё во многих таких судьбах, мы все вместе этот вопрос решим.

Вместе — значит, и с тобой. Непременно с тобой.

Если у тебя под самым носом с кем-нибудь неладно, а ты будешь думать: без меня дело обойдётся, и твои товарищи так будут думать, и я так, и мои товарищи, — что тогда получится?

Маринка и Лёва ломали голову: что ж им предпринять? С чего начать? Они решили встать завтра пораньше и выйти на разведку. Им хотелось, чтобы скорее наступило утро.

До утра ещё оставались длинный осенний вечер и ночь.

Маринка была уже дома, когда дядя Серёжа с папой вернулись от доктора. И хотя дядя Серёжа не любил сидеть у Шевелёвых, на этот раз он с шумом отодвинул стул от стола и сел. Папа сел напротив.

Маринка смотрела на того и на другого. По лицу папы ничего нельзя было понять, а по лицу дяди Серёжи видно было, что дело плохо.

Маринка села между ними и попросила:

— Ну говорите! Что сказали про руки? Они и внутри заболели? Да?

Мама села на четвёртый стул и сказала:

— Сразу вижу: дали бюллетень. Давно надо было взять. Люди по пустякам берут.

Дядя Серёжа почему-то заёрзал на стуле, зашарил по карманам и закурил.

— На сколько дали бюллетень? — спросила мама.

Папа негромко ответил:

— Навсегда. Оттого я и не взял.

— Да что ты, Миша, на самом деле! Где это навсегда бюллетени дают? А что велели делать: светом лечить или чем?

— Во-первых, велели немедленно прекратить работу, — сказал дядя Серёжа. — Во-вторых, о стенах забыть навсегда. В-третьих, подыскать работу в тёплом и сухом помещении. Это Михаилу Шевелёву — под крышей, в комнате с печечкой! Вот чёрт возьми, а!?

— Им что? Они наболтают! — возмутилась мама. — Надо было дать бюллетень, полечить сколько полагается. А как это на другую работу? Человек в своём деле первый… Что ж ему, куда-нибудь в ученики идти? На двадцать рублей в месяц!