Божена Немцова - Дикая Бара

— Для меня все были хороши — и тетушка и учительница, все меня любили. Мне там нравилось, но я очень соскучилась по дому, так хотелось, чтобы ты была со мной. Ах, милая Бара, как там чудесно, ты даже себе и представить не можешь! Когда я увидела Влтаву, замок, великолепные костелы, громадные дома, сады, я прямо остолбенела. А людей там на улицах больше, чем во время крестного хода, некоторые и в будни наряжаются, как на праздник. Все время снуют кареты, и такая от этого сутолока и шум, что сначала и понять нельзя, что к чему... Вот подожди, через год мы поедем туда вместе на богомолье,— добавила Элшка.

— Что я буду делать в Праге, люди меня на смех поднимут,— возразила Бара.

— Ну, что ты, там люди на улице не обращают друг на друга внимания и не здороваются.

— Это мне не нравится. Ну и чудеса! — удивлялась Бара.

На другой день, в воскресенье, Элшка принарядилась, надела модную красную бархатную шапочку, которая очень шла к ней, и отправилась к обедне. В костеле все взоры были обращены только на нее, и не один парень подумал: «За тебя, девушка, я бы прослужил дважды семь лет солдатом, если бы только знал, что ты станешь моей женой».

В костеле Элшка, как всегда, горячо молилась и не смотрела по сторонам. Но, выйдя из костела, она пошла по деревне и с любопытством оглядывалась вокруг, здоровалась с односельчанами, которые ее окружали и поздравляли с возвращением из Праги, расспрашивала их, как они жили все это время, и сама отвечала на их вопросы. Как все изменилось в деревне за три года! Правда, сами деревенские жители не замечали этого.

То тут, то там Элшка не видела какого-нибудь старичка или старушки, которые, бывало, в воскресный день сиживали в саду или на завалинке и грелись на солнышке. Уже не одна пара свила себе гнездо за это время, а на траве играли дети, которых Элшка совсем не знала. Не одна голова, начавшая только седеть три года тому назад, успела стать совсем белой. Элшкины сверстницы уже водили хороводы с парнями, и никто не считал их детьми. Но и Элшку больше не называли просто «Элшка», теперь к ее имени добавляли слово «барышня».

Услышав впервые такое обращение, Элшка так и зарделась. Ведь простые деревенские жители высказали то, что Элшка до сих пор не сознавала: она стала взрослой. В Праге ее называли «маленькой барышней», что она сочла сначала за насмешку, но потом, услышав, что так принято называть всех девушек, примирилась с этим обычаем. Обращение «барышня» придавало ей больше достоинства и больше ее возвышало, она это хорошо чувствовала, поэтому-то ее лицо залил румянец девичьей стыдливости.

Жена церковного служителя тоже вышла на крыльцо и, когда Элшка проходила мимо, пригласила ее зайти в дом,— Элшка ей нравилась, хотя Пепинку она прямо ненавидела. Она расспрашивала, как жилось в Праге, как выглядит алтарь святого Яна в замке и правду ли говорят, что мост там вымощен золотом... Когда Элшка на все ответила, она осмотрела ее с ног до головы,— ничто не ускользнуло от ее ядовитого взгляда. Элшка справилась об Иозефе.

— О, он теперь учится, первый ученик в школе, он так вырос и возмужал. Когда Иозеф приезжал сюда на каникулы, то часто, очень часто вспоминал о вас, Элшка. Ему было так скучно, ведь здесь и поговорить не с кем. Со здешней молодежью общаться ему не пристало, ведь он теперь студент,— закончила Влчкова.

У Элшки на этот счет было свое мнение, но она промолчала.

После полудня Элшка пошла навестить Бару.

Изба пастуха была меньше всех в деревне, но чище, чем в ней, было разве только в доме священника. Стол, лавка, два стула, кровать, сундук и ткацкий станок составляли всю обстановку, но зато все блестело как зеркало. Стены были выбелены, потолок казался сделанным из полированного орехового дерева. Несколько картинок с воткнутыми за ними зелеными ветками украшали стены, на полке, сверкая чистотой, стояло несколько горшков и тарелок — все это было из приданого покойной матери Бары. Маленькие окошки летом были всегда открыты, а на подоконниках в горшках цвели бальзамины, левкои и розмарины. Пол был земляной, а не деревянный, но хорошо утоптан и покрыт дорожками, которые выткала сама Бара.

Около домика был небольшой сад и маленький палисадничек с цветами, которые выращивала Бара. На всем лежал отпечаток бедности, но в то же время чувствовалось, что обитатели этой избушки не были лишены чувства красоты.

Ни одна девушка в деревне, даже служанка, не одевалась так просто, как Бара, но и ни одна из них не выглядела за работой в течение недели так опрятно. Ее рубашка, в сборках около шеи и на рукавах, сшитая из грубого холста, всегда была бела как снег. Юбка из темной шерстяной материи и холщовый передник довершали ее наряд. По воскресеньям она надевала ботинки и корсаж, а зимой еще суконную жакетку. Украшения ее были очень скромны: лента, которой была обшита юбка, красная кайма на переднике и красные ленты в черных косах, ниспадавших почти до колен. Девушки много раз упрекали ее за то, что она всю неделю ходит без корсажа, но Бара их не слушала, ей было так свободней, да и Элшка уверяла ее, что так ей больше идет. У всех есть свои привычки, они были и у Бары.