Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках

Сначала мы с Ниной долго ехали на троллейбусе, почти до вокзала. Потом прошли под железнодорожным мостом. Свернули направо, перешли маленькую речку, долго топали по дороге. Садилось солнце, нам то и дело сигналили машины.

— Куда мы идем? — спрашивала я. Но Нина молчала. Когда мы оказались в районе, который называется поселок Новый, она сказала:

— Я ищу свою маму. Достань нож.

— Здесь?!

Все знали, что в поселке Новый жили люди, которые… Короче говоря, очень много алкоголиков. Не может быть, чтобы ее мама была среди них.

— Надо проверить всё, — ответила Нина.

Мы ходили по баракам, спрашивали, не знает ли кто женщину, которая несколько лет назад потеряла девочку. Женщина должна быть похожа на Нину. Все слушали нас очень внимательно. Нину разглядывали со всех сторон. Некоторые даже хотели потрогать, но мы не разрешали. Только глазами! Для убедительности я показывала нож.

Никто не знал этой женщины. Так мы ее и не нашли.

— А это не твоя мама, девочка? — спрашивали старушки и показывали руками на разных соседок. Она крутила головой и тяжело вздыхала. А старушки очень жалели и Нину, и её маму.

Обратно Нина шла грустная.

— Но ты же с нами! — говорила я ей. — У нас есть мама. Оставайся, не ищи.

Но Нина смотрела грустными глазами, вздыхала и один раз сказала жалобно:

— Но ведь мама же.

Она всегда мало говорила.

В нашей семье каждый любил что-то свое, но больше всего, конечно, море. Людмилка так вообще ходила искать его в каждом незнакомом городе. Я любила море, но могла просто вспоминать нашу поездку и думать, что когда-нибудь снова увижу его. Мама любила море, но мало говорила о нем. Папа любил неизвестные дали, кто знает, может, там тоже было море? Илюха хотел побывать на краю света, наверняка он догадывался, что там, на краю, есть море. Уж наверное, это какое-нибудь непростое море. Может быть, даже океан. Про Нину трудно что-то сказать, потому что от нее слова невозможно было добиться. Она искала свою маму, а про море ничего известно не было. Правда, она часто заглядывала в Илюхины карты.

Витька любил азбуку Морзе. По вечерам он подолгу стучал карандашом по столу, разучивал свои точки и тире. Звал остальных послушать, но мы ничего не понимали, только мама говорила, что это хорошо и надо продолжать в том же духе. Когда Витька выучил морзянку, он принялся учить флажковую азбуку, которая используется для общения моряков на корабле и на берегу. Мама сделала два желтых флажка, и Витька целыми днями размахивал ими, учил буквы. Несколько раз он пытался сказать нам что-то своими взмахами, но обычно кто-нибудь ругался, что он поднимает в доме ветер.

— Это соленый морской бриз, — отвечал Витька, — а я — старый морской волк!

Морского волка гнали на улицу. Никто не понимал Витькиного увлечения. Тогда он нашел простой выход.

Однажды к нам заглянул дед Поняешь. Вообще-то тут не было ничего необычного, мама уже потянулась было за кошельком, чтобы одолжить ему немного денег, но сосед выглядел как-то странно.

— Мне, поняешь, потолковать бы с тобой, — сказал он маме, — чего это у вас маленький-то под окнами у меня маячит, поняешь, что ни вечер, всё флагами машет?

— Разговаривает с тобой. А ты что, забыл, как флажками семафорят?

Мама знала, что делает. Дед Поняешь все время хвастался своей отличной памятью. Вспоминал по каждому поводу, что было в старые времена. Если кто-то сомневался, он еще добавлял:

— Да я отлично все помню. У меня, поняешь, первоклассная память, мне с ней даже заснуть тяжело.

Выяснялось, что дед Поняешь помнил старые цены на молоко и колбасу, мог сказать, как назывались улицы, маме он советовал, как надо выращивать цветы, потому что когда-то поступал в институт на биологический факультет и уже почти поступил, но проспал последний экзамен. Любовь Николаевне говорил, как правильно надо воспитывать детей в школе. Однажды я видела даже, что он советовал водителю троллейбуса, как ему лучше проехать до больницы. Он говорил:

— Вот после этого перекрестка сразу бери по дворам, не помнишь, что ли? Короче будет.

Водитель послушался, и троллейбус тут же встал: рога слетели с проводов, а поставить их обратно не получилось. Пришлось общественный транспорт вывозить на специальном. Об этом потом написали все газеты, но дед Поняешь все равно говорил, что он прав, потому что так и правда быстрее, а троллейбус — просто несовершенная техника.

Больше всего соседа оскорбляло, если кто-то не верил, что у него отличная память. Тогда он запирался на целый день в квартире, а наутро просыпался в плохом настроении. Шел к своему обидчику и кричал ему в лицо: