Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум

Федя ушел к пристанскому сторожу за ключом и веслами и бесследно пропал. В проход между берегом и пристанью влезла снизу какая-то неуклюжая, громоздкая шаланда и загородила прямой выход на реку для нашей лодки. Придется, значит, протаскивать лодку под сходнями и огибать пристань сверху, против течения. Сколько возни!

Так сидел я в лодке и волновался. Наконец, когда я был готов уже сам бежать за Федей, он явился. Оказалось, что он не мог найти сразу сторожа и в поисках за ним обежал всю пристань и пароход, а сторож был на шаланде.

А шаланда и в самом деле наделала нам хлопот. С четверть часа мы провозились, прежде чем нам удалось вывести лодку из-за пристани на струю, где нас подхватило и понесло течение.

Грести мы решили поочередно. Первым сел в весла Федя, а я с правильным веслом на корму.

Федя греб сильно, и лодка быстро неслась. Вот и городок наш остался позади, потом проехали мимо двух заводов, механического и лесопильного, и впереди, справа, на высокой горе, показалось большое красивое село Богородское. Когда мы поравнялись с ним, я сменил Федю и сам сел в весла. Четверть пути мы уже проплыли.

День был ласковый — солнечный, теплый, но не жаркий и почти безветренный. Покрытая кое-где мелкой рябью Сна вся так и искрилась, так и переливалась огоньками. Склон правого берега полого спускался с горы прямо к реке и, весь залитый солнцем, пестрел полосами спеющих хлебов, окрашенных во все оттенки от ярко-зеленого до золотисто-желтого. А на левом берегу заливные луга тонули в солнечных лучах, и глазам было больно смотреть на них.

Но мы с Федей так торопились, что и не глядели на всю эту красоту, и сосредоточенно молчали. Порой у меня мелькала себялюбивая мыслишка — как было бы хорошо плыть сейчас вот так по реке и ни о чем не заботиться, никуда не торопиться! Но я тут же вспоминал, для чего мы торопимся, и прогонял мыслишку.

Мы сменились с Федей еще два раза и вот, наконец...

— Лукинское! — сказал Федя, который сидел на корме и смотрел вперед.

Я обернулся, — и в самом деле, недалеко, на левом берегу за мысом уже была видна высокая заводская труба, а справа — устье сплавной реки Суйды. Прозрачная чистая вода этой реки, вливаясь в Сну, долго не смешивается со снинской водой и широкой темно-синей струей течет вдоль правого берега, резко отличаясь по цвету от желтоватой снинской.

Когда лодка обогнула мыс, перед нами вдруг открылся широкий вид. Сна в этом месте раздвинулась в ширину чуть не вдвое. На правом высоком берегу, отделенном от реки узкой песчаной косой, на самом солнцепеке раскинулись маленькие, точно игрушечные, издали такие хорошенькие домики большого села Лукинского. По низменному левому берегу, вдоль которого плыла наша лодка, прямыми правильными рядами тянулись штабеля недавно напиленного теса. Приятным смолистым запахом повеяло на нас от этой массы прогретой солнцем свежей древесины.

Ряды штабелей тянулись долго, чуть ли не на целую версту. Но вот они расступились, и в просвете показалось высокое дощатое здание лесопильного завода. Чуть пониже его мы пристали к берегу.

Еще не выходя из лодки, мы осмотрелись и сразу увидели то, что нам было нужно. Все было так, как описал нам Коля Закатаев. Вот машинное отделение — невысокая кирпичная пристройка, примыкающая к задней стене завода. Здесь Петрусь работает. В глубине, за обширным заводским двором, виден среди деревьев большой красивый двухэтажный дом с башней, окруженный парком. Этот дом владельца завода. Справа от парка вытянулся в линию небольшой поселок, в котором живут заводские рабочие и служащие. А вот и домик Петруся — первый в ряду, ближайший к парку. Все ясно!

Нетерпение увидеть Петруся, чтобы скорее предупредить его, с новой силой охватило меня.

— Ну, Федя, — говорю, — пойдем же!

И я выскочил из лодки. За мною не торопясь вышел Федя.

— Лодку-то надо вытащить, Шурик, — сказал он спокойно, — а то унесет ее, пожалуй.

— А я и забыл о ней!

Мы вытащили лодку и, запинаясь за обломки реек и горбылей и путаясь ногами в разном древесном хламе, которым был сплошь покрыт берег, пошли прямо к домику, где, по нашим расчетам, должен был жить Петрусь.

На скамеечке у ворот, греясь на солнышке, сидел древний седенький старичок, с колючей подстриженной бородкой и щетинистыми бровями, одетый по-зимнему — в полушубок и валенки.

Он курил трубочку и гладил красивого кота, сладко дремавшего у него на коленях.

— Здесь живет Петр Максимович?.. Макаренко? — спросил я его.