Владислав Крапивин - Валькины друзья и паруса [с иллюстрациями]

— Какой-то мешок, только уши торчат, — не выдержал Валька.

Андрюшка виновато покрутил головой. Он, видимо, очень хотел помочь Вальке. Но как?

— Может, курточку снять? — спросил он.

— Точно… Хотя нет… Послушай, Андрюшка, у тебя ведь был летом моряцкий костюм. С воротником. Он сейчас тоже есть?

— Есть, — сказал Андрюшка не очень уверенно. — Только где? Надо в шкафу поискать… В нём будет хорошо, да?

— Ещё бы! — сказал Валька. Он представил, как заплещет под ветром синий воротник. А ветер сделать нетрудно. Есть старый верный вентилятор, который служит семье Бегуновых много лет.

— Тогда я схожу, — предложил Андрюшка. Наверно, были у него свои дела, тоже важные и интересные, и в голосе его уже не слышалось прежней готовности. Но всё-таки он оделся и снова сказал: — Я схожу. Я скоро.

Валька отыскал вентилятор. Разбуженный от зимней спячки, вентилятор загудел сонно и недовольно, а потом рассердился и раскрутил в комнате такой вихрь, что все Валькины листы взмыли со стола к потолку.

— Тебя бы на самолёт вместо пропеллера, — сказал ему Валька.

Хлопнула дверь, и в коридоре послышалась возня. Это Андрюшка стягивал свои зимние доспехи.

Он шагнул в комнату будто прямо из июльского дня. Лёгонький, тонконогий и словно сразу же подросший. Видно, он и в самом деле подрос за осень: матроска стала коротка и выбивалась из-за пояска, а руки смешно торчали из синих с белыми полосками обшлагов.

— Вот… — стеснённо сказал Андрюшка и поёжился.

Валька понял его: отвыкший от лета, Андрюшка чувствовал себя неловко и зябко при холодном свете замёрзших окон и при этом вихре, который гулял по комнате.

Валька выключил вентилятор и бодро сказал:

— Ну, ты отлично выглядишь! Давай садись. Я тебя долго мучить не буду. А ветер я сделал нарочно, чтобы как на море.

— Хороший ветер, — заметил Андрюшка и повеселел.

Он опять устроился на кнехте, а Валька послал на него шуршащий воздушный вихрь. Воротник рванулся и захлопал, как синий флаг.

Андрюшке не сиделось спокойно. Он ворочался, двигал локтями, крутил головой, не мог поставить как следует ноги. «Что ты крутишься, как флюгер!» — чуть не сказал Валька. Но не сказал, а схватил карандаш и лёгкими длинными штрихами начал набрасывать Андрюшкину фигурку. Одну, вторую, третью. Скорей, скорей!

Это самое лучшее, что можно сделать. Пусть Андрюшка вертится, а он будет рисовать. Потом он выберет, что нужно. Так же, как на киноленте выбирают лучший кадр для фотоснимка…

Первый набросок был совсем неудачный: голова вскинута, сам Андрюшка подался назад, локти растопырены и колено торчит из-под руки острым углом. Остальные были лучше, но и они казались не очень хорошими. И Валькин карандаш метался по бумаге ещё и ещё.

Для Вальки время летело. А для Андрюшки оно, видимо, тянулось до ужаса медленно. И он не выдержал наконец:

— Валь, сколько уже на часах?

Было половина пятого. День за окнами начал синеть.

— В пять по телевизору мультик будет, — нерешительно высказался Андрюшка.

Валька устало распрямился:

— Ладно. Хватит. Беги смотреть телевизор.

— Получилось у тебя?

— Да. Спасибо, Андрюшка.

На самом деле он не был уверен, что получилось. Белый лист ватмана пестрел Андрюшкиными фигурками, но ни про одну из них Валька не мог сказать: «Это та».

Когда Андрюшка ушёл. Валька взглянул на листок снова. Внимательней и спокойней.

И удивился.

Первый набросок вдруг показался ему удачнее всех. Именно здесь Андрюшка выглядел очень живым. Словно что-то увидел он над собой, вверху, и, чуть откинувшись, смотрит с удивлением.

«Шхуна!» — вдруг понял Валька. Шхуна подошла к самому берегу, и мачты её кажутся Андрюшке высокими, как старые сосны.

Но парусники не подходят к берегу так близко при волне и ветре. Это же смертельно опасно!

И всё-таки пусть подойдёт. Пусть шхуна возникнет у самого берега, выйдет из влажного тумана и нависнет парусами над изумлённым мальчишкой… А потом, накренившись влево, уйдёт вдоль берега в штормовую мглу. На то она и легенда океана.

Пусть паруса и мачты займут почти весь рисунок и станут громадными. И не тёмными они будут, а светлыми, почти белыми на фоне рваных облаков и свинцовых волн.

Валька сгрёб со стола все листы и вытащил альбом. Теперь можно было рисовать уже в альбоме.