Макс Бременер - Толя-Трилли

…Через десять минут раздалась команда: «Мотор!»— и съёмка продолжалась.

— Да, — говорила мама вечером того же дня, — сегодня я убедилась, что мальчика мне не подменили, чуда не случилось. Но всё-таки стало, не так бесполезно, как раньше, что-то ему втолковывать…

— Конечно, — согласилась Галина Михайловна. — А что касается чуда, о котором вы упомянули, то оно случится, может быть, дня через два-три. По-моему, есть много шансов на то, что оно произойдёт. Ну, а если оно не случится, тогда что ж… вам останется только постепенно перевоспитывать Толю.

Всё это Галина Михайловна произнесла вполне серьёзным, ничуть не шутливым тоном.

— Значит, чудо может случиться через два-три дня? — недоверчиво переспросила мама.

— Да, через два или три. Сейчас я ещё не знаю точно. Вот тогда вы сможете сказать: «Мне его подменили!..»

Съёмки эпизодов, в которых участвовал Толя, закончились. Плёнку проявили. После этого решили устроить просмотр готовых кусков картины — для работников фабрики и членов киногруппы.

Само собой разумеется, Толю с мамой тоже пригласили. В маленьком просмотровом зале с экраном чуть побольше обыкновенной простыни мама и Толя сели рядом.

За несколько секунд до того, как погасили свет, с ними рядом сел Василий Борисович. Толя приготовился следить за выражением его лица: интересно, что ему будет нравиться?..

В последнее время Василий Борисович словно бы не замечал Толю. Он смотрел на него только во время репетиций и съёмок. Едва выйдя из роли старика Лодыжкина, он уже не поворачивал в Толину сторону головы. На Трилли Лодыжкин глядел с неприязненным любопытством. А Толя для Василия Борисовича просто не существовал. Но почему? Вот с актёром, игравшим доктора, который по роли говорил с Лодыжкиным самым грубым и барским тоном, Василий Борисович шёл после съёмки, дружески беседуя. С актёром, игравшим дворника (а дворник ведь вытолкал старика из сада на дорогу), Василий Борисович на гостиничном дворе играл в пинг-понг. Так в чём же дело?

Должно быть, Василий Борисович не забыл Толиного «бунта». И тем сильнее волновало Толю, что будет написано на лице актёра, когда он увидит его сейчас в фильме…

Однако с момента, когда на осветившемся экране он увидел самого себя, до минуты, когда в зале снова зажглась люстра, Толя ни разу не взглянул на соседа. Было невозможно оторвать глаза…

Он видел своё огромное лицо, искажённое гримасой каприза. Рот, разинутый в истошном, угрожающем крике. Он видел себя, сучащего ногами, трясущего головой, машущего руками. А потом снова свой угрожающе, со злорадством разеваемый рот, прикрытые глаза, наблюдающие в щёлки замешательство взрослых, слипшиеся кудряшки на лбу…

Видеть себя со стороны было жгуче интересно и нестерпимо противно. Конечно, он видел не просто себя, а себя в роли Трилли. Но, во-первых, он выступал в этой роли без всякого грима, а во-вторых, ему в голову не могло прийти, что сыгранный им Трилли будет так гадок. Впрочем, другие зрители находили, вероятно, что Трилли не только противен, но и смешон. За короткое время в зале по меньшей мере дважды раздавался смех. Но самому Толе было не до смеха. Его волновало одно, ему необходимо было срочно узнать об этом у мамы: такой же он в жизни или не такой, каким выглядел на экране?

Но ему не сразу удалось об этом узнать. Мама прислушивалась к тому, что говорят о показанном артисты, работники кинофабрики, и Толя напрасно её теребил. К удовольствию мамы, все считали, что куски будущей картины удачны. Вряд ли нужно что-либо переснимать. Толя, в общем, с ролью справился. И даже Василий Борисович, кивая на него, сказал Майе Георгиевне:

— Кажется, получилось.

Но даже этому своему торжеству Толя порадовался как-то мимоходом. Слишком его занимало другое.

Только когда они вышли на улицу, мама ответила наконец Толе на вопрос, уже минут пятнадцать вертевшийся у него на языке.

— Ну, конечно же, Толик! — ответила мама радостно, так как у неё было очень хорошее настроение. — Ты в картине точь-в-точь такой, как в жизни!

— Мам, нет, правда, я бываю такой, как сейчас показывали? — переспросил он негромко и хрипло.

— Да, конечно! — подтвердила мама радостно и звонко. — Очень часто!

— Похож, очень на себя похож! — присоединилась к маме и Майя Георгиевна, догнавшая их.

Вместе с Галиной Михайловной и Майей Георгиевной Толя и мама не спеша пошли к гостинице по набережной.

— Ну вот… Получилось не худо. Переснимать ничего не собираемся. Так что кончилась для вас, — Майя Георгиевна улыбнулась Толе и маме, — страдная пора. И отныне больше не нужно будет торопиться на съёмки.