Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

Над Безымянной высотой на мачтах вспыхивают в лучах полуденного солнца два вымпела с «гербами» — позывными «журавлей» и «цапель». И в ту же минуту в небе загорается дюжина красных ракет — прощальный салют посредников военно-спортивной игры «Зарница». Завтра мы с ними подсчитаем очки и по очкам определим победителя. Потом состоится торжественное собрание личного состава двух батальонов — «журавлей» и «цапель», и командующий Орел вручит победителю «Зарницы» модель крейсера «Наташин», который плавает где-то в северных морях. Модель — подарок юным наташинцам от моряков — шефов города. Жаль, что я не буду на этом торжестве. Послезавтра я уезжаю. Работа зовет меня в Москву. Прощай, задорная, боевая, озорная, веселая «Зарница», прощай, Наташин…

Здравствуй, Наташин. Сколько времени прошло, как мы не виделись? Месяц с небольшим, и вот я снова твой гость. На этот раз недолгий.

Осень… И лес вдали в короне лучей заходящего солнца. И Десна, дремлющая в желтых берегах и сладко, как дитя, причмокивающая в полусне. И Тютчев в голове — мой великий земляк, заученный с детства:

Ветра нет, но в душе у меня буря, буря чувств, которую никто не в силах унять. Ни участливый взгляд мамы — она сама волнуется не меньше моего, ни мужественное рукопожатие отчима, переживающего за маму, ни прямодушно-солдатские кивки Орла, призывающие к спокойствию. Мы все — я, отчим, мама, Орел — в полной парадной форме стоим возле братской могилы, близ дуба — «памятника природы» и не сводим глаз с обелиска, затянутого белым как снег покрывалом. Справа и слева от нас — местное начальство: из Наташина, Стародуба, окрестных сел и городов. А перед всеми нами — побатальонно — стоят юнармейцы, мои дорогие «журавли» и «цапли».

Тихонько грустит оркестр: «Шумел сурово Брянский лес…». Но вот песня сыграна.

— Смирно! — командует командир Спартак.

— Смирно! — командует командир Юлька.

И по очереди Орлу:

— Товарищ командующий, батальон по вашему приказанию построен…

— Памятник героям-подпольщикам открыть! — приказывает им Орел.

Гремят барабаны.

Поют горны.

Белое как снег полотнище падает на землю, и бронзовый, похожий на меня, Морозов устремляет на меня и на всех, кто со мной, строгий отчий взгляд. Он бронзовый, с гранатой в руках, я живой, с платком, который сунул мне зачем-то чувствительный отчим, — мы стоим друг против друга, ищем себя друг в друге и неслышно для других разговариваем друг с другом.

«Ты какой?» — спрашивает отец.

«Такой, как ты», — отвечаю я.

«Знаю и верю», — говорит отец.

Как мне хочется, чтобы произошло чудо и он оказался среди нас, живых…

— Батальоны, — командует Орел, — к торжественной перекличке будьте готовы!

— Всегда готовы! — отвечают «журавли» и «цапли».

И перекличка начинается.

— Алексей Морозов! — вызывает Орел.

— Народный мститель Алексей Морозов пал смертью храбрых в борьбе за советскую Родину, — отвечает правофланговый юнармеец.

— Тимофей Пасынок! — вызывает Орел.

Так же отвечает другой юнармеец.

— Андрей Князев!..

— Алексей Балалаев!..

— Ирина Горохова!..

— Октябрина Некипелова!

— Николай Сова!

Перекличка окончена.

— Напра-во, — командует Орел, — шагом марш! — и спешит занять место во главе колонны рядом с командирами Юлькой и Спартаком.

Они идут по городу, по улице, которая носит партизанское имя моего отца — улице Мазая, бывшей Садовой, — и все окна нараспашку, все улыбки и аплодисменты им, «журавлям» и «цаплям», юнармейцам, идущим дорогой отцов.

Мы идем следом. Мы провожаем их на вечер встречи нового учебного года в Дом культуры кирпичного завода, и сами весь вечер будем с ними — встречать такой важный для всех, такой нужный всем — детям и взрослым — новый учебный год Родины. Новый год труда и борьбы. «Наша жизнь есть борьба», — вспоминаю я слова Юльки Цаплиной, которые она сказала на открытии памятника героям-подпольщикам Наташина. И еще вспоминаю, как седая грустная женщина — от роно, — приласкав Юльку, сказала: