Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

— Сейчас запомнишь, — просветлел Павка. — «Костер» знаешь?

— Да, — признался я. — «Мой костер в тумане светит…»

— Точно, — сказал Павка, — «искры гаснут на лету». А теперь слушай и пой: «Через две любые точки путь одной прямой лежит». Начали. На мотив «Костра»: «Через две любые точки…»

— …путь одной прямой лежит, — подхватил я.

Мы спели еще несколько алгебраических арий, пока наконец Павка не вспомнил, что мне пора домой. Он всегда все, за исключением уроков, за меня помнил. Я искренне огорчился. А физика? А биология? А наконец, родной русский? По ним мы когда петь будем?

— Потом, — сказал Павка, — когда метод проверим.

Я понял — после того, как меня или моего друга Павку вызовут по алгебре и мы, «плошисты», утрем нос «хорошистам».

И вот этот день наступил. Начался урок алгебры, и моего друга Павку первым вызвали к доске. Павка многозначительно подмигнул мне и вышел. Глаза у него сияли. Правда, при виде математика — строгого и плоского, как учебник алгебры, Серафима Серафимовича — взгляд моего друга несколько потускнел, но я был начеку и тут же, чтобы ободрить друга, тихонько сыграл на губах арию Мефистофеля «Люди гибнут за металл»:

Серафим Серафимович поднял голову от журнала и пристально посмотрел на меня.

— Мне послышалось, — сказал он, не разжимая губ, — что…

— Это за окном, — вскочил я, — ария Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст» «Люди гибнут за металл».

— А-а, — поверил учитель, — ну пусть их… гибнут, — и, обратившись к Павке, спросил: — Что называется кругом?

Я ликовал. Какое совпадение?! Подсказал и попал в точку. Теперь стоит только Павке спеть про себя арию «Круг из точек состоит…», как он сразу вспомнит, что «кругом называется множество всех точек плоскости, расстояние каждой из которых от данной точки этой плоскости не больше данного».

— Итак, — подсказал учитель, — кругом называется…

— Сейчас, — загорячился Павка, — я сейчас… — Он открыл рот и вдруг… запел: — «Люди гибнут за металл… за металл… за металл…»

Ученики, услышав Павкино пение, замерли, как деревья перед бурей, и вдруг, как те же деревья в бурю, затряслись от хохота.

— Молчать! — крикнул учитель и, подойдя к Павке, с опаской ощупал моего друга. — Ты случайно не того, не болен?

— Что вы, — сказал Павка, — я это… совсем здоров.

— Здоров? — учитель с сомнением покачал головой. — Здоров, а… поешь?..

— Это по ошибке, — горячась, сказал Павка, — надо не «Люди гибнут за металл», а… — И он, к моему ужасу, снова запел: — «Круг из точек состоит… состоит… состоит…»

Класс снова схватился за животы.

— Встать! — крикнул учитель классу. — Оводов, вон из класса. Голубев!..

Все сели, и я вышел к доске.

— Если точки совпадают, чему равно расстояние между ними? — спросил Серафим Серафимович и подозрительно покосился на меня.

У меня в голове сразу зазвучал мотив «Ямщика».

— Итак, — нетерпеливо подсказал учитель, — когда точки совпадают, то расстояние между ними равно… чему?

Я, как и Павка, открыл рот и, сам того не ожидая, понес на мотив «Ямщика»:

— «От точки любой до нее до самой равняется дальность нулю-у-у!..»

Что было потом, я плохо помню. Меня, как и Павку, тут же вытурили из класса. Но уроков в тот день у нас все равно не было. Стоило кому-нибудь вспомнить, как он «на почте служил ямщиком», и поделиться своими воспоминаниями с другими — всё, класс, как бомба, взрывался от смеха, и возмущенные учителя бежали с жалобами к директору. Увы, директор не мог их выслушать. Он был занят. Чем? Исследованием Павкиного метода изучения алгебры. Откуда мне это известно? А я там был. У директора. Вместе с Павкой. И вместе с ним на мотив «Костра» пел:

— «Через две любые точки путь одной прямой лежит…»

И знаете что? Это просто удивительно: директор, в отличие от учителя алгебры, смеялся. Может быть, потому, что был физик? А по физике, как вы знаете, мы еще не научились петь. Вот научимся, тогда посмотрим, засмеется он или нет. А пока пойте с нами. На мотив «Ямщика». Пойте и запоминайте: «От точки любой до нее до самой равняется дальность нулю-у-у».

Ну а если не можете петь — запоминайте так, как все. Вам же хуже.

Украли козла… То есть в газете было напечатано не так, а «Пропал козел», но мой друг Павка умел читать между строк. «Пропал…» Как бы не так. Козел не мышь, та пискнет — не услышишь. А этот — «ме-ге-ге!». Как заблеет, глухой с перепугу проснется. Чего же он молчит, если пропал? А потому и молчит, что козлу не позволяют блеять. Кто не позволяет? Ну ясно кто — тот, кто свел козла со двора.