Марчелло Арджилли - Фантаст-окулист

Он казался опечаленным, как будто умер близкий человек. Анна-Лиза очень огорчилась. Родители купили ей часы последней модели, на батарейке, которые стрелкой отсчитывали секунды. Но она не смогла полюбить их так же сильно, как прежние.

Однажды девочка ехала с родителями по улице, где находился магазин старичка в белом халате.

— Останови, папа, мне надо зайти сюда.

Она вышла из машины и замерла в удивлении: магазин изменился до неузнаваемости — сияла новая витрина, на которой красовались часы самых современных марок, и табличка оповещала: «Новый владелец».

Анна-Лиза вошла и спросила про старичка в белом халате.

— Он продал свой магазин, — объяснил новый хозяин. — Это ведь был очень старый человек. К тому же, наверное, немного чокнутый. Уверял, будто он доктор, который лечит часы. А что случилось? Ваши часы капризничают?

— Нет, они прекрасно ходят.

— Тем лучше. В наши дни часовщик — это профессия, которая скоро совсем исчезнет, потому что теперь нет никакого смысла чинить часы, проще выбросить их. Это — результат прогресса.

Анна-Лиза вернулась к родителям, и машина тронулась с места. Девочка думала о прогрессе, о том, как много необычного и интересного увидит она, когда вырастет, в 2020 году. Конечно, приятно представить себе такое будущее, но она не могла не подумать и о множестве старинных вещей, которые исчезнут к тому времени, и о профессиях, каких тоже не станет.

Она часто вспоминала старинные часы, что оставила ей в наследство бабушка, и последнего часового доктора, — славного старичка в белом халате, который так хорошо умел лечить их.

Мне очень нравятся разные машины, механизмы, приборы и всякие прочие устройства, которые окружают нас в быту.

Я всегда считал, что у них есть душа и вообще каждое такое маленькое чудо, помогающее нам дома, это личность, и обнаруживать ее черты — занятие очень интересное. Наверное, поэтому мне и захотелось написать про них сказки.

Помню, когда мне устанавливали телефон, выбирая аппарат, я остановился на том, какой мне рекомендовали как самый лучший. На деле оказалось, это совсем не так.

Звонил я, к примеру, своему издателю:

— Я еще не закончил книгу…

Но тут разговор неожиданно прерывался, и я уже не мог добавить: «Потому что болел».

Или же разговаривал я с приятелем:

— Спасибо за приглашение, но я не могу прийти…

Связь опять прерывалась, и я не мог объяснить: «Потому что вечером должен работать».

Я вызвал мастера с телефонной станции. Он вскрыл аппарат, осмотрел его и заявил, что тот в полном порядке.

Только позднее понял я, в чем дело, — это оказался очень принципиальный телефонный аппарат, который не терпел ни малейшей лжи.

Он существовал для того, чтобы соединять людей, сближать их, поддерживать между ними связь, передавать информацию, и явно не желал ничего этого делать, если кто-нибудь хотя бы только намеревался сказать неправду, как это случилось со мной.

В самом деле, я не закончил книгу вовсе не оттого, что болел, а потому что ездил на пляж к морю. А приглашение на ужин не принял, потому что предпочел отправиться на свидание с девушкой.

Я попытался убедить свой телефонный аппарат быть чуточку снисходительней, но тщетно. Он оставался непреклонным в своей принципиальности, и просто не понимал, как это писатель может говорить неправду!

Пылесос мне тоже попался не совсем обычный — больной. Причем болезнь у него оказалась очень странная для подобного устройства — аллергия на пыль. Он ну совсем не выносил никакой пыли, задыхался от нее.

Служанка, которая приходила убирать мою квартиру, все время жаловалась:

— Синьор писатель, посудите сами, ну как же мне держать квартиру в чистоте, если этот пылесос не работает?! Он всасывает бахрому ковров, монетки, оказавшиеся на полу, туфли, даже краску со стен, но только не пыль! Выбросьте вы его и купите новый!

Мне не хотелось так поступать. Это же невозможно — выгнать больного человека из дома.

Пришлось служанке смириться и сметать пыль пучком перьев, подметать пол щеткой, ковры выбивать моей тростью.

Но я заметил, что пылесос любил втягивать еще кое-что: сигаретный дым!

В самом деле, несмотря на то, что я, как это ни вредно, много курю, в доме никогда не ощущался запах табака.

Поначалу я утешал себя мыслью, что, тронутый моим великодушием, пылесос делает это из любезности.