Анастасия Перфильева - Во что бы то ни стало

Набросив халат, держа мешочек на вытянутой руке, Лена вышла из комнаты.

Ольга Веньяминовна сидела на смятой постели в своей необычно беспорядочной спальне. Ящики туалета были выдвинуты, гардероб раскрыт. Лицо у нее было старое, увядшее. Растрепанные волосы повисли некрасивыми прядями. Лена подошла, сказала громко:

— Вот, возьмите… Ваше…

Ольга Веньяминовна вскинула на нее злые, отчужденные глаза:

— Как, ты не спала?

Тотчас со страхом перевела их на показавшуюся в дверях Найле, мгновенным цепким движением сунула мешочек под подушку и приложила к губам батистовый платок. Пахнуло дорогими духами.

— Что? Да, да благодарю… — сказала каким-то свистящим шепотом (Лена догадалась — не хватало вставных зубов).

— Тетя, — она назвала ее так в первый и последний раз, — я видела, что в нем.

— Видела? — Ольга Веньяминовна криво усмехнулась. — Что ж, тем лучше. Да, да, и это последнее, что у нас осталось, что удалось сохранить! Кошмарная, нелепая ночь! Жить под постоянной угрозой… Слава богу, это оказался случайный гость.

— Почему вы сказали «жить под угрозой»?

— А, я тебе еще должна объяснять! Неужели Коля с его знаниями не заслужил минимально обеспеченной жизни? Разве мы когда-нибудь пользовались чужим? Не любили простой русский народ? И раньше, до революции, когда жили в своем имении, я делала столько добра! Меня звали крестить детей, я покупала подарки. Хотя что я говорю — простые люди, крестины. Эти слова устарели, вычеркнуты из лексикона. Остались одни разорвавшие цепи пролетарии, они до сих пор мстят. Отняли все, что принадлежало, разорили, лишили насиженного гнезда…

— Перестаньте! — Лене хотелось крикнуть, заставить ее молчать. — Это неправда! Перестаньте!

— А, ты-то что понимаешь! Да и не все ли тебе равно? Ступай, иди к себе, ступай! — жестко и властно повторила тетка, вскидывая к вискам холеные руки.

А Лена и правда многого не знала и не понимала.

Разве девочке ее возраста так просто разобраться во всем окружающем? Как могла Лена по-настоящему понимать, что в те годы еще далеко не все было улажено, что старое, отживающее цеплялось за блага жизни и отступало перед новым, сопротивляясь ему, с боем?

С тех пор как санитарный поезд привез их с Диной и Алешей в Москву и Лена попала в детдом, ее жизнь шла почти безмятежно. Трудное детство забылось быстро. Суровое, но прочное слово «детдомовка» оберегало Лену все проведенные в детдоме годы. О том же, что происходит в большой жизни, она представляла себе не так уж ясно. Гораздо значительней казались ежедневные заботы, увлечения. Лена вовсе не была глупой или легкомысленной. Она была жизнерадостна, влюбчива, в меру смешлива и плаксива, могла мечтать о нарядах и в то же время была наблюдательна, чутка. Училась она хорошо, память у нее была превосходная. А о том, что делается на белом свете помимо детдома или, позднее, Отовента, не очень-то задумывалась.

Вот Дина была другой. Попади к Стахеевым не Лена, а она, столкнулась бы с ними быстрее и резче. Дина и в детдоме вечно спорила с ребятами о будущем, рисовала сложнейшие схемы построения нового, бесклассового общества, читала и рассуждала о мировой революции. А Лена ей только поддакивала. Дина была глубже, разностороннее, Лена проще, ограниченней. Может быть, поэтому-то часто ссорясь, они и сдружились все-таки на всю жизнь?

Первый болезненный, но живительный толчок к осмыслению происходящего вокруг Лена получила теперь, у Стахеевых.

За прожитые пять месяцев она впервые серьезно задумалась: что же они, собственно, за люди? Почему жили гораздо легче, благоустроеннее других, а Ольга Веньяминовна при этом жаловалась, что их разорили? Почему Николай Николаевич работал в меру, с прохладцей, а мог отдыхать всласть, со вкусом и вообще ни в чем себе не отказывал? Какое имел на это право? Ведь Марья Антоновна, Андрей Николаевич, Кузьминишна тоже работали, а жили совсем иначе!

Лена чувствовала: у Стахеевых благополучие и комфорт сразу окружили, втянули и ее. Поглощенная новой жизнью, она редко вспоминала о детдоме. Иногда же остро не хватало прежних друзей, а родственники становились непонятными, далекими. Но все же они взяли ее, заботились все это время, так много сделали для нее. Кто же они на самом деле? Какое место занимают в большой жизни?..

Лена сидела на кровати, обхватив колени руками. Спать расхотелось совсем. Она потянулась, зажгла лампу. Свет от оранжевого абажура был мягкий, блеклый. За дверью вдруг кто-то спросил тихо: