— А… это кто? — Мужчина показал палкой на чучело.
— Чемберлен!
— И что же вы «репетироваете»?
— Пьеску. Антирелигиозную. Называется «Буржуй в аду».
— В аду? Очень мило. Где же ваш режиссер?
— Нету, мы сами. Ходил один из «Синей блузы», да с бригадой на Днепрострой уехал. — Мальчишка был очень словоохотлив. — А вы, гражданин, кто?
— Я? Ну, это не столь важно. Вот ты кто?
— Я? Буржуй.
— Так. Проводить меня к кому-нибудь взрослому ты можешь?
— А вам кого?
— Например, товарищ Лицкалову.
— Марью Антоновну? Это сейчас…
Мальчишка исчез так же внезапно.
Привлеченная разговором, вокруг уже собралась добрая половина «репетировающих» в невероятных костюмах: простынях с черными хвостиками, изображающих горностаевые мантии, или полуголые, с рожками. Шумная ватага повела мужчину с бородкой в дом. Многих явно заинтересовала собачья морда на палке.
Марья Антоновна встретила гостя в канцелярии.
— Присядьте, — сказала она. — Я слушаю вас.
Лицо у нее было очень усталое, даже измученное.
Разговаривая, она перебирала лежащие на столе бумаги.
— Если не ошибаюсь, вы давно заведуете этим учреждением? — спросил мужчина вежливо и с любопытством, за которым угадывалось что-то большее, следя за ней насмешливыми выпуклыми глазами.
— Заведовала! — Она вздохнула. — Наш детский дом закрывается. Понимаете, столько дел… Но я слушаю вас.
— Я пришел поговорить как раз об одной из воспитанниц вашего института. — Он сделал ударение на слове «институт».
— О ком же?
— Евлахова Елена. Недавно мы с женой узнали, что девочка попала сюда ребенком, потеряв родителей. Не скрою, я сам бывал, правда очень давно, в этом доме. Тогда он выглядел несколько иначе, вы меня понимаете?
Марья Антоновна бегло взглянула на него, но промолчала.
— Моя супруга, Ольга Веньяминовна Стахеева, — двоюродная тетка Елены. После длительного размышления она поручила мне передать вам, что желала бы взять девочку к себе для дальнейшего ее воспитания. Это разумное и законное желание не вызвало возражений в вышестоящих инстанциях, то есть в районном отделе народного образования, коему вы подчинены, и в деткомиссии при Совнаркоме, куда мы сочли своим долгом обратиться прежде всего. Вот!
Он протянул Марье Антоновне конверт с вложенным в него бланком, который та быстро прочитала.
— По-моему, вы прежде всего должны были обратиться ко мне! — нахмурившись, сказала она.
— Справедливо, если бы не мысль, что лучше сначала получить разрешение, чем тревожить и вас и девочку, может быть, напрасно.
Его обтекаемые фразы и мужественный голос не произвели на Марью Антоновну никакого впечатления.
— Вы правы. Евлахова попала к нам ребенком, — ответила она медленно. — Лена — наша воспитанница…
— Безусловно! — мягко подхватил гость, наклоном головы как бы извиняясь, что перебивает ее. — Вполне уважая ваши права, больше того — с благодарностью думая о том, что вы для нее сделали…
— Я ничего не делала. Делала Советская власть, — в свою очередь перебила она.
— Именно это я и подразумевал! — согласился он не без ехидства. — Вполне уважая ваши права, я тем не менее считаю просьбу моей супруги весьма похвальной. Я работаю в советском учреждении, материально мы обеспечены, бездетны…
— Послушайте, а почему ваша супруга сама не пришла ко мне? — Марья Антоновна встала, закурила.
— Она здесь. И придет, как только вы сочтете нужным. Девочка, мне кажется, тоже должна принять участие в решении вопроса о своей судьбе, хотя она и несовершеннолетняя.
— Совершеннолетняя! Неточное, устаревшее понятие. — Марья Антоновна, глубоко задумавшись, смотрела в окно. — Как будто грань между отрочеством и зрелостью можно определить точно…
— Простите, я не понимаю?
— Простите, вы по образованию кто? — в тон ему спросила она.
— Я инженер. В настоящее же время руковожу финансовой частью крупного строительного треста.
— А, так я и думала! — не очень-то вежливо отозвалась она. — Хорошо. Сейчас я позову Лену и поговорю с нею при вас. Подождите.
Стахеев остался один. Выражение его лица изменилось, стало холодным, даже высокомерным. Довольно долго он сидел, положив ногу на ногу, играя набалдашником с собачьей мордой. Потом встал и с презрительным любопытством уставился в окно, за которым мелькали возбужденные, растерзанные постановщики «Буржуя в аду».
Марья Антоновна нашла Лену в палисаднике. На ней была длинная юбка одной из воспитательниц, шелковая шаль Дарьи Кузьминишны, в волосах торчала яблоневая веточка.
Читать дальше