Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

— Как-то утром я собирал хворост на поляне и вдруг услышал позади шорох и треск в кустах. Я обернулся и увидел рядом с собой большого вороного коня.

Бока и грудь его блестели от пота. Солнце било мне прямо в глаза, и я не мог разглядеть всадника. Но по голосу догадался, что это была охотница, амазонка. Она отстала от своей охоты и спрашивала меня, как добраться до охотничьего домика в Пюи-Рода.

— Ох! — пробормотала Катрин, удерживая дыхание, чтобы не пропустить ни слова из рассказа брата.

— Но тебе, может, не интересно слушать эту историю? — вдруг с беспокойством спросил Обен.

— Нет-нет! Рассказывай!

— Она сказала: «Ну, раз я все равно заблудилась, торопиться мне теперь некуда. Помогите мне спешиться!» Я протягиваю ей руку, она опирается на нее… ее рука…

Он запнулся, пытаясь найти слова, чтобы описать эту восхитительную руку, но это ему не удалось.

— Я хорошо разглядел наездницу, — начал он снова. — Знаешь, Кати, я в жизни не видал такой красавицы…

Протянув руку вперед, он сплюнул на траву…

— Провалиться мне на этом месте, если я вру! У нее было бледное лицо, черные продолговатые глаза и темные волосы… Когда она смеялась, глядя на меня…

— Она смеялась над тобой? — в испуге перебила Катрин. Обен улыбнулся:

— Нет, она сказала, что я смотрю на нее, как на диковинку, и это ее смешит. А потом она перестала смеяться, уставилась на меня своими черными глазищами и сказала… сказала… Ну ладно, это совсем не интересно, что она сказала…

Он снова замолчал и стал подталкивать ногой камешек, валявшийся на тропинке.

Что же она сказала? — спросила Катрин, прижимая руки к груди.

Обен помедлил еще мгновение и вдруг рассмеялся.

— Она сказала: «А знаешь ли, что ты красив?» И в эту минуту — я так и не понял, как это произошло, — может, у нее подвернулась нога, а может, она споткнулась…

— Споткнулась? — забеспокоилась Катрин.

Обен заговорил быстро-быстро, будто торопясь покончить со своим рассказом:

— …она споткнулась и очутилась рядом со мной… Я не шевелился… И вдруг она поцеловала меня… Я закрыл глаза… а когда открыл, она уже сидела на лошади… Потом, уже на опушке, она обернулась и крикнула: «Меня зовут…»

— Эмильенна! — выдохнула Катрин.

Обен замер от изумления.

— Вот это да! — проговорил он наконец. — И ты знаешь, что было дальше?

— Нет. Она тебе еще что-нибудь сказала?

— Да. Она крикнула: «А тебя?» Я ответил: «Обен», но горло у меня почему-то сжало вот так… — Он поднял крепко стиснутый кулак. — Наверно, она не расслышала…

Эта мысль, по-видимому, огорчала его.

— Ну ничего, — продолжал он. — Теперь я часто хожу на эту поляну и жду.

Когда-нибудь и она приедет туда. А потом, когда я стану взрослым, мы поженимся.

Катрин с восхищением глядела на брата. Значит, прекрасная Эмильенна поцеловала его и выйдет за него замуж! Неужели это правда?

Кто-то окликнул их. Это была Мариэтта.

— Пора ехать, — сказала она, — ведь нам придется сделать большой крюк, чтобы завезти Катрин в Ласко.

Катрин хотела было запротестовать, но вовремя спохватилась, заметив внезапную бледность матери и яркие пятна румянца на ее впалых щеках.

Приподнявшись на цыпочки, мать поцеловала Обена, а он наклонил голову и прикоснулся губами к ее волосам. Марциал и Катрин тоже подошли к матери и обняли ее.

«Почему мама так странно смотрит на нас? — думала девочка. — Словно глядит и никак не может наглядеться».

Втроем они вскарабкались в повозку Мариэтты и распрощались с домом-на-лугах и его обитателями. Отец и мать стояли на пороге; рядом с ними Клотильда, уцепившаяся одной рукой за юбку матери. Другой она крепко сжимала ладошку Туанон, сидевшей на земле. Из окна, опершись локтями о подоконник, выглядывал Франсуа.

Повозка протарахтела по городу, выехала на шоссе. У первого перекрестка распрощались с Марциалом; соскочив на землю, он размашисто зашагал по дороге к хутору Трёйль.

Прикорнув на козлах, между Мариэттой и Обеном, Катрин дремала. Брат ее весело насвистывал. «Ему, верно, не терпится вернуться в Амбруасс, — подумала девочка, — и снова пойти в лес, на заветную поляну…»

Когда повозка остановилась у поворота дороги, ведущей к ферме Паро, и Катрин пришлось проститься со своими спутниками, сердце ее тоскливо сжалось: ей не хотелось расставаться с сестрой и братом.

В день всех святых Катрин пришлось покинуть Ласко. Аделаида рассорилась с мужем, и тот в отместку заявил, что впредь она может обходиться без служанки.