Дядюшка Батист болтал без умолку, рассказывая одну за другой разные фабричные истории. Собравшись наконец уходить, он вынул из кармана своей блузы две тонкие фарфоровые чашечки, завернутые в синюю бумагу, и вручил одну Катрин, а другую Франсуа.
— Это тебе, Кати, в благодарность за подогретое вино и добрые слова, а это тебе, Франсуа, за твое мастерство.
Он крепко пожал руку отцу, церемонно раскланялся с матерью и ушел, посмеиваясь в седые усы.
— Есть же на свете добрые люди… — вздохнул Жан Шаррон, когда шаги старика смолкли в отдалении.
— Может, и есть, — ответила мать, — да только думается мне, что слишком уж смело явиться без приглашения в дом к незнакомым людям.
Катрин смотрела как зачарованная на цветы, которыми была расписана ее чашка. Ей казалось, что мать напрасно не доверяет старику. Франсуа, как видно, думал то же самое, потому что тут же возразил:
— Ну и пусть… Лишь бы он пришел снова!
Но мать была по-прежнему настроена скептически:
— Не горячись, сынок! Разные байки, которые он тебе здесь рассказывал, наверное, сплошная выдумка. Недаром говорят, что все фабричные — болтуны и малость не в себе…
— Тогда зачем же он заявился к нам? Байки рассказывать?
— Кто их разберет, этих рабочих? Может, просто хотел пустить пыль в глаза!
— Какие байки? — спросила Катрин.
Он работает формовщиком на фабрике, — ответил ей Франсуа. — Обещал прийти в воскресенье и вместе с отцом наладить токарный станок, чтоб я мог крутить его здоровой ногой.
— Крутить станок? А что это такое?
— Ну, это такая машина, на ней деревянный круг, который вертится быстро-быстро. Я укрепляю на круге кусок дерева и, пока круг вертится, могу как хочу резать дерево ножом. Фрр! — стружки так и полетят во все стороны!
Дядюшка Батист уверяет, что на таком станке я сумею вытачивать десять, а может, даже двадцать веретен в день, и они будут ровнее и аккуратнее, чем теперешние.
— Ну, ну, — заметила мать, — не очень-то забивай себе голову, сынок, а то, пожалуй, и не заснешь. Может, он вообще больше к нам не придет, этот ваш распрекрасный дядюшка Батист!
Но он пришел. И действительно соорудил вместе с отцом токарный станок для Франсуа.
Затем он научил Франсуа равномерно и плавно вертеть круг и обрабатывать ножом крутящийся волчком кусок дерева. Стружки летели вихрем, Франсуа насвистывал, веретена выстраивались рядком на подоконнике, стройные и изящные.
— Скоро ты начнешь загребать деньги лопатой, — уверял мальчика своим хрипловатым простуженным голосом дядюшка Батист. — Кати не придется служить в трактире, а вам, сударыня, ходить по чужим домам.
Теперь мать встречала старого фабричного приветливо, но по-прежнему твердила мужу и детям, что не слишком-то верит болтовне старика.
— Не так уж легко нам выкарабкаться из нужды, — вздыхала она.
Мать оказалась права. Хотя Франсуа мастерил теперь свои веретена во много раз быстрее, заказов у него стало меньше. Дом-на-лугах стоял слишком далеко от Ла Ноайли, и многие молодые горожанки не решались на столь долгое путешествие. К тому же в конце зимы Мария Пиру решила прикрыть свое вечно пустовавшее заведение. Она расхвалила Катрин за примерное поведение, подарила ей на прощание ячменный леденец и отпустила домой.
* * *
Радость девочки была недолгой. Все свободное время она проводила рядом с братом, глядя, как летят стружки с вертящегося круга. Франсуа задумал сделать складное веретено. После многих неудачных попыток он однажды вечером вдруг закричал торжествующе:
— Кати, я добился своего, гляди-ка!
И высоко поднял над головой свое новое творение: разборное веретено из трех частей.
— Теперь все девчонки Ла Ноайли будут драться за такие веретена!
Но пока делать было нечего: наступившая оттепель залила водой поля и луга, окутала окрестности густым туманом. Дороги тонули в непролазной грязи.
Время от времени дядюшка Батист заходил проведать своего ученика; ободрял его, советовал работать еще тщательнее и аккуратнее.
— Дело пойдет, сынок, — уверял он.
Однажды старик остался пообедать с Шарронами. Покончив с едой, он поманил к себе Катрин:
— Проводи меня, малышка, я покажу тебе что-то красивое.
Катрин послушно пошла за ним. Они вышли на шоссе, ведущее к городу, и скоро свернули направо, на красно-белую мощеную дорогу. Катрин сразу узнала ее: это была дорога на фарфоровую фабрику. Дядюшка Батист шел быстро, и девочка с трудом поспевала за ним.
Читать дальше