Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

На дороге показались Жан Шаррон и Марциал; они возвращались с поля.

Сопровождавший их Фелавени, увидев во дворе чужих людей на конях, залился яростным лаем. Отец прикрикнул на собаку, но Фелавени замолчал не сразу.

Мадемуазель Леони успела злобно заметить:

— Мерзкое животное, кидается на всех без разбору.

— О, знаете ли, мадемуазель, — усмехнулся один из жандармов, — мы не из пугливых!

Мадемуазель Леони проводила жандармов до самой дороги и указала путь к соседней ферме. Лошади пошли мелкой рысью. Служанка вернулась и, хотя Фелавени во дворе уже не было, опять прошипела, проходя мимо Шарронов:

— Мерзкое животное!

Мать рванулась было к ней, но отец удержал ее за руку. Служанка вошла в дом.

— Жан! — воскликнула мать. — Что же вы стоите? Бегите за жандармами, расскажите им про вчерашний вечер! Разоблачите этих негодяев, этих убийц!

Отец потер ладони о штаны, плечи его ссутулились.

— Не могу, — проговорил он глухо, — нельзя это…

Часа через полтора жандармы снова проехали мимо Мези, направляясь на сей раз в сторону Ла Ноайли. Один из них спрыгнул с коня, большими шагами пересек двор и вошел на хозяйскую половину. Он пробыл там всего минуту и тут же вышел обратно, прося барышню не утруждать себя. Стоя на крыльце, мадемуазель Леони и мосье Поль смотрели вслед отъезжающим и, когда те выехали на дорогу, дружески помахали им рукой на прощание.

Следствие по делу Мишело было прекращено. Дюшен, второй фермер господина Манёфа, показал, что Мишело в день ярмарки был совершенно пьян и еле держался на ногах; он убедился в этом, встретив Мишело незадолго до катастрофы.

— Вот вам, Жан, ваше хваленое правосудие, — горько усмехалась мать.

Через несколько дней, зачерпнув ведро воды из колодца, она обнаружила в нем навоз и мусор. Мать рассказала о случившемся отцу; тот прикрыл колодец мелкой проволочной сеткой, и нечистоты больше не попадались.

Слуги господина Манёфа привезли в Мези молодого волкодава и держали его весь день на привязи, несмотря на жалобный визг и вой. Вечером, когда пса спускали наконец с цепи, он был готов разорвать в клочья всех, кто попадется ему на глаза. Волкодав жестоко изгрыз Фелавени и едва не искусал Катрин, бросившуюся на выручку своего любимца.

— Ничего не поделаешь! Приходится держать сторожевую собаку… Надо же защитить себя! — громко сказала мадемуазель Леони, проходя по коридору. И добавила, словно обращаясь к невидимому собеседнику: — Бывают же нечистоплотные соседи; от них и заразиться недолго!

И бросила брезгливый взгляд на Франсуа, сидевшего на своем стуле перед домом.

— Вот пойду к господину Манёфу и все выложу ему начистоту! — угрожала мать.

— Ради бога, не делай этого! — умолял отец. Все же, не послушавшись мужа, мать отправилась однажды на хозяйскую половину; вернулась она оттуда вся в слезах.

— У него такие страшные глаза, — призналась она, — совсем как у колдуна.

На следующий день после этого разговора отец обнаружил, что вся северная половина его хлебного поля вытоптана, словно по нему прошло стадо коров. Когда он рассказывал об этом матери за столом, Франсуа, сидевший у окна, вдруг воскликнул:

— Смотрите-ка, вон Дюшен выходит от Манёфа!

Через несколько минут в кухню вошел мосье Поль и с каменным лицом заявил, что хозяин желает поговорить со своим арендатором. Отец вернулся скоро. Все глядели на него испуганно и вопрошающе. Он тяжело опустился на лавку.

— Недолго вы беседовали… — заметил Марциал.

— Нет… он сказал: «Мне стало известно, что часть твоего поля вытоптана твоими же собственными коровами, за которыми никто не смотрит». Я стал было возражать, но он перебил меня: «Так не может дольше продолжаться.

Когда ты брал мою ферму в аренду, у тебя был здоровый и сильный работник, но ты постарался избавиться от него. Я рассчитывал, что тебе будут помогать в работе двое сыновей, но один из них ухитрился заболеть. И вдобавок ко всему твоя жена без конца надоедает мне своими дурацкими жалобами на какие-то обиды и притеснения, которые якобы чинит ей мадемуазель Леони…»

— Ох! — воскликнула мать. — Мерзавцы…

— «Так не может больше продолжаться, — сказал хозяин и добавил: — Вы обходитесь мне слишком дорого — да, да, слишком дорого! — и ты и твоя семья, и в смысле денег и в смысле спокойствия. Хозяйство ведется из рук вон плохо, скотина ходит без присмотра, и сверх того эти бесконечные кляузы и угрозы, которыми меня донимают! Придется покончить с этим, и как можно скорее!»