Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

— Верно, Кати очень милая девочка, — проворчал старик, — всей душой преданная своим родным и серьезная, словно мать семейства. Но пусть никто не вздумает вертеться вокруг нее, иначе…

Дядюшка Батист поднял кверху сжатый кулак, выпачканный белой глиной. И бег того румяное лицо хозяина стало багровым.

— Мне надо идти в контору, — пробормотал он и торопливо удалился, заложив руки за спину.

Старый мастер подмигнул тетушке Трилль. Та пожала плечами:

— Не беспокойтесь, Батист, я ведь здесь.

Дядюшка Батист достал из кармана своей рабочей блузы желтую табакерку и предложил табачку тетушке Трилль. Она с наслаждением засунула в каждую ноздрю по щепотке и, сделав глубокий вздох, оглушительно чихнула.

— Лучшее средство от плохого настроения, — сказала она. Дядюшка Батист, в свою очередь, взял понюшку и, прежде чем спрятать табакерку, протянул ее, смеясь, Катрин.

— Не хочешь ли угоститься, дочка?

Катрин отрицательно покачала головой. Дядюшка Батист сунул табакерку в карман.

— Я ни разу не видела, чтоб вы нюхали табак, — сказала ему Катрин.

— Э, я делаю это только на фабрике. Табак очищает легкие от фарфоровой пыли, которой мы здесь дышим.

Он помахал им на прощание рукой и ушел в свою мастерскую.

— Наш Батист — молодчина! — с восхищением изрекла тетушка Трилль. — Не думаю, чтобы хозяин подошел к тебе еще раз и взял за подбородок.

Старая работница оказалась права. Господин де ла Рейни не появлялся больше в мастерской и не справлялся об успехах Катрин. Сын его тоже не подходил к девочке. Зато развеселые фабричные ученики охотно приняли Катрин в свою компанию. И хотя девочка была застенчива и сдержанна, она все равно испытывала в их обществе то же удовольствие, что и во времена ферм, когда она ценой всевозможных хитростей добивалась права участвовать в играх и забавах старших братьев.

Проказы фабричных учеников Катрин часто мысленно осуждала, но еще сильнее осуждала она себя за то, что участвует в них. И все же у нее не хватало мужества отказаться — так восхищали и вместе с тем пугали ее эти отчаянные, а порой и жестокие шалости, невольной пособницей которых она становилась.

Никто в городе не был гарантирован от проделок фабричных ребят.

Крестьяне, например, проезжавшие по фабричной дороге в базарные дни, были несказанно удивлены поведением своих упряжных лошадей и ослов: смирных животных внезапно охватывало непонятное бешенство. Они начинали брыкаться и лягаться, становились на дыбы и мчались во весь опор под гору, рискуя перевернуть повозку. Оказывается, фабричные ученики, затаившиеся в кустах, удачным попаданием брошенного издалека камня разворошили осиное гнездо у самого края дороги.

Вернувшись домой после этих вылазок, Катрин рассказывала о них Амели Англар. Слушая подругу, дочка дорожного смотрителя розовела от восхищения, беспокойства и сожаления.

— Только бы мой отец не увидел тебя в компании этих озорников, Кати!

Родители запретят мне тогда дружить с тобой.

— Это в последний раз, Амели, даю тебе слово! Больше я не пойду с ними, очень уж они безобразничают.

— А Орельен?

— И Орельен не лучше других.

— Быть того не может!

И Амели становилась уже не розовой, а пунцовой.

Катрин едва удерживалась от смеха: «Неужели Амели и в самом деле считает своего Орельена ангелом?»

Легко сказать: «Я больше не пойду с ними»! Но после долгих часов однообразной и утомительной работы в душной мастерской хочется хоть немного размяться. Катрин пришлось так мало играть в детстве! Хозяева нанимали восьмилетнюю служанку не для того, чтобы она развлекалась играми.

И назавтра снова:

— Кати! Эй, Кати! Идешь с нами?

— Мне надо бежать домой, кормить сестренок.

— Жалко.

— Почему? Куда вы идете?

— Мы идем смотреть железную дорогу.

— Пойдем, Кати, не пожалеешь! Орельен добавлял:

— Жюли говорила мне, что вечером зайдет к вам: она присмотрит за Клотильдой и Туанон.

— Все равно я не смогу быть там долго.

— Ну и что ж! Как только поезд пройдет, я провожу тебя домой, — обещал Орельен.

Это был настоящий поход. До железной дороги надо было пройти около трех километров лесами, полями, лугами и кустарником, взбираться на откосы, переходить ручьи. Мальчишки шли быстро; Катрин с трудом поспевала за ними.

Ноги ее вязли в Щебне, скользили по траве косогоров. Орельен спешил к ней на помощь и тянул девочку за руку.

— Эй! Скоро вы там? — кричали остальные. — Мы опоздаем и пропустим поезд.